Рысь в капкане. Михаил Зайцев

в крови… Откуда столько крови?

      «Господи, да это же я! – ужаснулся он страшной догадке. – Кровь, должно быть, натекла из пробитого горла того, в черном костюме. И кровоподтек на подбородке от его удара. Руки связаны его галстуком. А что с ногами? Шнурки от ботинок связаны. Стало быть, я стреножен, точнее, «содноножен»… Глупость какая…»

      – Гуля, он косит, бля буду. Он врубается во все и косит!

      – Не гони, Ухо. Пацана колбасит, оно и понятно. Не хер было глушить так малограмотно!

      – Гуля, я…

      – Заткнись!.. Эй ты, Кот ты или Скворец, мне сейчас до фени! Ты живой реально или чего?

      – Живой. – Виктор с трудом поднял голову. Рядом стояли двое. Одного, Лопоухого, он узнал сразу. Второй был постарше. Лицо восточного типа, «кавказской национальности», небритая толстенная шея, как водится, золотая цепочка с крупными звеньями, блестящая черная рубашка, аккуратно заправленная в черные же брюки, естественно, носки и ботинки тоже черного цвета.

      «Еще один черный человек», – подумал Виктор тоскливо.

      – Живой, а? Говорить можешь? – повторил вопрос черный человек номер два.

      – Могу, – неожиданно громко и отчетливо произнес Виктор.

      – Меня Гулей зовут, – представился собеседник. – Держи ответ, братан, за что друзей моих порезал? Если по делу, не обижу, только не разводи, все равно правду узнаю. Понял?

      – Как он? – В комнату заглянул Плешивый, а за ним еще два каких-то парня. Четверо друзей Гули походили друг на друга, как солдаты одной армии: золотые цепи и перстни, коротко стриженные головы, темная одежда…

      – Ушли все! – зло рявкнул Гуля. – И ты, Ухо, вали отсюда. Я с братаном сам разберусь. Если он пером пятерых сделал – мой уровень, не ваш, мои дела! Догнали?

      – Без базаров, Гуля. Банкуй! – Ухо покорно побрел из комнаты. – Мы на кухне ждем.

      – Понты! Голые понты! – Гуля присел на корточки рядом с Виктором. – Понимаешь меня, брат? Мы сейчас с тобой одни остались, и я вот чего скажу: может, мне тебя и придется порешить, по понятиям, но я тебя уважаю. Этим сявкам, – он кивнул в сторону кухни, – слабо в одиночку на троих пацанов прыгнуть. А ты прыгнул. И хоть я и они – одна братва, а ты – чужой, но я реально тебя уважаю, пидором буду!

      – Здесь какая-то ошибка! – прошептал Виктор. Ему снова стало плохо, закружилась голова, пересохло во рту. – Но я могу все объяснить!

      – Говори, я слушаю. И помни: в глаза тебе смотрю, если разводишь, лютой смертью сдохнешь!

      Виктор говорил долго. Начал с того момента, как впервые встретился с Мышонком, вкратце описал все, что знал и про Костю, и про лабораторию. Живописал события сегодняшнего утра, сознательно, на всякий случай, опуская «мистические» подробности. Несмотря ни на что, выставлять себя психом не хотелось.

      Гуля внимательно слушал, хмурился, задумчиво почесывал щетину на подбородке.

      – Вот что, Витя, – подытожил он, выслушав до конца, – может, ты и в натуре Витя, базар складный, но доказать не можешь. А ну как ты на самом деле не Витя, а Костя? И дуешь мне в уши, по типу, время тянешь.

      – Может быть, тот, в ванной, в Костиной квартире, он сам и есть. Я же трупа не видел…

      –