Динка прощается с детством. Валентина Осеева

на хуторе свою кожаную тужурку. С тех пор когда кому-нибудь из домашних нездоровится или просто тяжело на душе, его укрывают папиной тужуркой. В это чудодейственное средство свято верят его взрослые дети, и озабоченная Мышка, не спрашивая ни о чем, заботливо укрывает сестру папиной тужуркой.

      Глава 8

      Сестры

      Мягкие волосы сестры щекочут Динкино лицо.

      – Динка, Динка! Проснись! А то после обеда я опять уеду, а мы совсем не виделись вчера…

      – А что это – утро? День или вечер? – сонно моргая ресницами, спрашивает Динка.

      – Да утро, утро… – смеется Мышка. – Знаешь, сколько часов ты проспала? Ведь мы еще вчера приехали! Надо же было так набегаться!

      – Вчера… вчера… – машинально повторяет Динка и, садясь на кровати, мучительно трет лоб. – Мы приехали вчера, – медленно повторяет она, а в глазах ее встает хата Якова, оторванная половинка двери и в простенке над сапожным столиком летящие концы черного шарфа.

      Динка спускает на пол ноги и шарит под кроватью, разыскивая свои туфли.

      – Я должна сейчас же ехать… – бормочет она.

      – Куда? – удивляется сестра.

      – Я еще сама не знаю куда. Но я должна… – в смятении бросает Динка.

      Но Мышка, смеясь, обнимает ее за шею:

      – Да проснись ты наконец! У меня сегодня такой трудный день. И потом, я хотела поговорить с тобой о маме…

      – А что о маме? – с тревогой спрашивает Динка, окончательно приходя в себя.

      – Как – что? Ведь нет же ни письма, ни телеграммы… А мама уже давно в Самаре. Неужели до сих пор нельзя было добиться свидания… Она же знает, как мы волнуемся.

      – Конечно, знает… И она бы написала, но ведь и в прошлом году, когда мама ездила к папе, ей тоже долго не давали свидания. Что же зря писать?

      – Замучается она там. И папа бедный так ждет… – грустно говорит Мышка.

      Тревожные мысли об отце, о матери, добивающейся свидания через тюремную решетку, омрачают лица сестер.

      – Сколько унижений… Полиция, допросы… Обыщут ее там, не передала бы чего… Везде подлость! Такая подлость, что просто иногда дышать нечем! – стискивая руки, говорит Мышка.

      Динка молча кивает головой и смотрит на сестру. В темном казенном платье Мышка кажется тоньше и стройнее, тоненькие, как паутинка, белокурые косы ее пышным узлом свернуты на затылке. Солнце совсем не трогает загаром нежного лица Мышки, щеки ее всегда покрыты защитным пушком, и даже около точеного носика сами по себе куда-то исчезли веснушки.

      «Как мы не похожи…» – машинально думает Динка, глядя на нежно-розовые губы сестры и на темно-серые глаза с длинными золотистыми ресницами. Мышка такая легкая и воздушная, что, когда она неслышно ступает по полу, Динке всегда кажется, что в комнату спустилось белое облако.

      «А я уродка… Таким всегда говорят: „Какая вы симпатичная“, потому что нечего больше сказать».

      Динка мельком бросает взгляд на зеркало и недовольно отворачивается.

      «Ишь,