Град порока. Гоша Апальков

e>

      Глава 1

      Я никогда не был в Питербурге. И, возможно, меня туда бы не занесло, если б не ПитрГУ, где мне надлежало сдать творческий экзамен для поступления на факультет журналистики. Я сошёл с поезда и теперь стоял на перроне, озираясь и высматривая человека, который должен был встретить меня и показать город.

      – Э, – окликнул меня кто-то сзади, ткнув пальцем в плечо.

      Я оглянулся и увидел высокого парня в мятой толстовке, с синяками под глазами и рваной раной на лбу, криво залепленной пластырем.

      – Здаров, – гаркнул он.

      Я посторонился от бугая, решив, что это – местный гопник. Он последовал за мной.

      – Ты – Гена Чесноков? – прогремел бугай.

      – Ага.

      – А чё убегаешь?

      – Думал, ты бабки мои хочешь отжать.

      Он рассмеялся.

      Мы сели в его тачку, и он спросил:

      – Когда там у тебя твои обоссанные экзамены?

      – Завтра.

      – Тема! Поедем тогда, с корешами тебя познакомлю. Заодно кефирку треснем в честь приезда.

      Судя по его интонации, выбора у меня не было. Да и время всё равно нужно было как-то скоротать, так что я согласился.

      – Кефирку? – спросил я, – Как насчёт чего-нибудь взрослого?

      Бугай стал цвета тучи перед грозой. Он сдвинул брови и смотрел на меня так, словно я на его глазах задушил котёнка.

      – Пить – здоровью вредить, – промычал он.

      Выражением лица я пытался сказать ему: «Попустись, братишка».

      – Пьянство – слабость. Трезвость – выбор сильных, – пробурчал он ещё тише, вплотную приблизившись.

      – Да ладно, ладно, я не…

      – Русский – значит трезвый! – громыхнул он, да так, что стёкла задребезжали.

      – Всё, всё, поехали.

      Мы остановились у какого-то архаичного здания. Вывеска над дверью, переливавшаяся мерцанием разноцветных лампочек, гласила: «Местецо Олега Насваева Ь». Мягкий знак на конце был пририсован краской. У дверей «Местеца» толпились бритоголовые парни в чёрных майках.

      – Щас я приду, – сказал бугай и скрылся в дверях, пожав руку каждому из стоявших на входе.

      Через полчаса он так и не появился. Решив, что настало время уйти по-английски, я вылез из машины. Парни услыхали хлопок двери и хищно уставились на меня. Было жутко, но потом я смекнул, что они смотрят куда-то сквозь – на кучерявого упитанного паренька с банкой «Нивского». Он лакал его, не обращая внимания на банду чёрномаечников, двигавшуюся в его сторону. Дальше всё было быстро. Они набросились на толстяка, повалили на тротуар и стали бить головой о поребрик. Кто-то прыгал по банке, втаптывая её в асфальт, а кто-то – по пареньку. Когда тот перестал дёргаться и кричать, один из бритоголовых достал пистолет и десять раз сделал БАХ-БАХ-БАХ по телу, а потом – ещё два БАХ-БАХа в воздух.

      – Козёл!

      – Сука!

      – Животное!

      – Ты чё, чё, ты чё?! – галдели они.

      Я прыгнул обратно в тачку, завёл мотор и газанул прочь. Машин на дороге почти не было, ничто не предвещало аварии, но я всё равно въехал в столб, ударился головой о руль и потерял память. Выбравшись из салона, я какое-то время постоял на месте в недоумении, а потом направился в сторону центра города.

      День сменился вечером, а я так и не появился в общежитии и не снял комнату на время экзаменов. Теперь нужно было ночевать на улице. Я зашёл в парк, чтобы поискать подходящую для ночлега скамейку, но все места уже были заняты. Так что я отправился в бар, в котором сосал дешёвый шотландский виски до полуночи. В двенадцать ко мне подсела девушка. Мы пили с ней, а потом она позвала меня к себе в коммуналку. Я был не против.

      Музыка будущего

      Мы ехали в поезде с другом по имени Гоша. Не важно, откуда. Не важно, куда. Не важно, зачем, не важно, когда. Важно, что уже третьи сутки мы страдали от жары, духоты и запаха перегара, доносившегося от пьяниц из соседнего купе. Всю дорогу они пили. Пили, пили и пили, не прерываясь даже на завтрак и обед, что уж говорить об ужине. Ко всему прочему, страсть как любили эти ребята днями и ночами орать на весь вагон матершинные частушки и скабрезные песенки. Весело было. Жаль только, что ехать нам оставалось всего восемнадцать часов, и мы не могли прокатиться с ними до самого Владивостока.

      У нас были боковушки. Купе напротив уже сутки пустовало, но в Омске туда села пара: пузатый мужик в чёрной футболке AC\DC, заляпанной чем-то, названия чего я не знаю, и рыжая девушка. Мужик поставил на нижнюю койку сумки и спросил:

      – Здесь свободно, хе-хе?

      «Гык», – крутилась у нас с Гошей одна мысль на двоих.

      Спустя пару часов и штаны, поезд остановился на очередной пятнадцатиминутной станции. Пьяницы вывалились на перрон покурить, и в вагоне воцарилась тишина, от которой Гоша отвык. Беззвучие угнетало его, высасывало душу, словно межпланетный