Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить. Сергей Кормилицын

об идеальном мужчине как о военном. Это видение мужского идеала властвовало над умами как во времена расцвета Германской империи, так и во времена раздробленности.

      По условиям Вестфальского мира, которым завершилась Тридцатилетняя война, Германия была разбита на множество мелких государств, зачастую почти нежизнеспособных вследствие своих микроскопических размеров, и превратилась из мощной империи в «лоскутное одеяло» – источник ремесленников для всех стран-соседей и родовитых, но бедных невест для королевских династий окружающих стран.

      Мало того, можно сказать, что распад страны на множество мелких княжеств, королевств и курфюршеств укрепил его. Потому что карликовые государства были в большинстве своем довольно милитаризованными и агрессивными, их правители признавали вооруженное столкновение идеальным средством решения территориальных конфликтов – даже если спорная территория была размером с письменный стол. Естественно, что этические и моральные устои, сформировавшиеся в таких условиях, не могли не испытать сильного влияния армейской культуры. Беспрекословное подчинение приказам, субординация, верность долгу стали частью немецкого менталитета, а армия превратилась в элиту общества. Быть дворянином и не служить, высоко ставить себя и при этом не иметь отношения к армии было просто нонсенсом, нелепицей. Образцом для подражания, идеалом немца был прусский король Фридрих Великий.

      Фридрих II Великий (1712–1786) – прусский король из династии Гогенцоллернов, крупный полководец. В результате его завоевательной политики (Силезские войны 1740–1742 гг. и 1744–1745 гг., Семилетняя война 1756–1763 гг., 1-й раздел Польши в 1772 г.) территория Пруссии почти удвоилась.

      Если верить его жизнеописаниям, Фридрих II был неординарной личностью: талант полководца сочетался у него с любовью к искусствам, к литературе и музыке. В школьных учебниках о нем чаще всего говорится как о завоевателе, стратеге, и совсем не заходит речь о том, что «прусский Парсифаль» был истинным сыном «куртуазного века». Между тем именно это сочетание: принадлежность к армейской элите, выбор военной стези, с одной стороны, – и, с другой, образованность, высокая культура – и было идеалом, к которому стремился едва ли не каждый образованный немец. Нет, конечно, Германия не была только «страной фельдфебеля» или даже генерала. За ней в XVIII–XIX веках прочно закрепилась и слава «страны господина профессора»: все-таки немецкая наука, особенно наука прикладная, была известна во всем цивилизованном мире. Однако тут стоит оговориться, что пресловутый «господин профессор», во-первых, воспринимался соотечественниками как персонаж не вполне адекватный, проще говоря – чудак, не от мира сего, а во-вторых, чаще всего трудился над темами, интересными если не армии, то для работающей на армию промышленности. Да что там говорить, если даже большинство немецких гуманистов, мыслителей, литераторов, композиторов были отнюдь не пацифистами! Так что, когда публицисты