Закрытая информация. Сергей Зверев

Любому мужику фору давала. Голова шурупила, как компьютер. И тело у нее божественное… – Он глубоко вздохнул. – Вчера на празднике все самцы на нее заглядывались.

      Излияния шефа поднадоели Баранову. Он не был сентиментальным и трупов видел предостаточно. Мертвецы – предмет неодушевленный, иногда дурно пахнущий, иногда уродливый, представляющий сугубо профессиональный интерес.

      Душевный трепет капитан испытал только один раз.

      Выпускник школы милиции получил первое задание: прибыть в многоэтажный дом, выросший недавно на окраине города, вскрыть квартиру и произвести осмотр. Дежурный зарегистрировал звонок от жильцов дома. Две недели из квартиры не появлялся их сосед, а на лестничную площадку невозможно выйти из-за вони.

      – Возможно, самоубийство! – предупредили Баранова, пожелав приятной встречи.

      Тогда он не понял милицейского цинизма – защитной реакции на кровь и смерть, способа побыстрее сделать сердце черствым, невосприимчивым к страданиям других.

      Капитан никогда не забудет, как дрожали поджилки, когда слесарь жэка топором снимал дверь с петель, как он читал сочиненную им же молитву, умоляя господа отложить испытание…

      Самоубийцу – сорокалетнего холостяка – обнаружили в наполненной водой ванне. Он пролежал достаточный срок, чтобы впечатляюще распухнуть. Несчастный вскрыл себе вены. Потом следствие установило: из жизни мужик ушел на почве неразделенной любви и осточертевшего одиночества. Открыл кран с горячей водой, бруском заточил до остроты бритвенного лезвия обычный кухонный нож и исполосовал руки.

      Самоубийца неплохо знал историю. Полки в квартире были заставлены книгами о деяниях древних греков и римлян. Он избрал способ самоумерщвления римских патрициев, прогневавших императора и решивших не дожидаться казни. Горячая вода делала уход практически безболезненным. Однако она ускоряла и процесс разложения тела.

      Начальник отдела, пославший Баранова, выслушав по телефону рапорт, приказал достать тело, хотя эту процедуру обычно выполняли санитары «Скорой помощи». Он ломал в Марке психологический барьер, заложенный природой страх перед мертвой плотью.

      Погрузив руки в зловонную жижу, Баранов соприкоснулся с покойником, его пальцы ощупывали тело, ставшее мягким, точно гриб-гнилушка. Мертвец колыхался в воде, словно удивляясь, какого дьявола надо живым от него.

      Схватив самоубийцу за волосы, Баранов потянул его на себя. Скальп чулком сполз с головы мертвеца, мохнатым мешком повиснув в трясущихся руках юного следователя.

      Так и застали Баранова приехавшие санитары: столбом стоявшим в ванной комнате, тупо рассматривающим оголенный череп мертвеца.

      – Отдай добычу, Чингачгук – Большой Змей! – отнял скальп привыкший ко всему санитар и сунул под нос следователю ватку, смоченную нашатырем…

      Прозвище индейского вождя накрепко приклеилось к Марку Игнатьевичу, но происхождение прозвища помнили только старожилы управления. Молодежь считала: Баранов получил кличку за свирепость и хитрость