Ищите интонацию. Сборник коротких рассказов. Борис Алексеев

дворик – гора Голгофа! Надо же…». Что значит «гора Голгофа», сугроб не понял, но понял одно: есть такие места, где проявляется в человеке и хорошее, и плохое. И что это особенные места.

      Всю зиму сугроб служил детворе первоклассной горкой. К его животику пристроили подходы, в подходах вырубили ступеньки, удлинили спуск. Всё это делали сами дети. А высокие сильные мамы стояли в стороне, болтая о каких-то безделушках, и ни разу не помогли малышам в делах капитального снежного строительства.

      Время шло. Наступила весна. Странная она, эта весна. Согласитесь, когда приходит лето, оно не обрывает весенние цветочки, а любуется ими, украшает пестики да тычинки ягодками, чтоб ещё краше стало. Увы, после лета наступает коварная осень. Она срывает и топчет дождями летние труды, как тот злой мальчишка, что разбил снеговика. Конечно, осень, она красивая, особенно поначалу, но под старость уж очень зла! Только зима укрощает строптивую красавицу, прикрывает её наготу, покоит душу…

      Так думал крохотный бурый сугроб, оглядывая прощальным взором подслеповатых карих глазёнок голубой простор детской площадки. Последние кусочки свалявшихся декабрьских снежинок таяли и убегали прочь в весёлом ручейке мартовского половодья. Сугроб закатил глазки к небу.

      На землю падали крупные капли первого весеннего дождя. Ему же казалось, что в голубом небе беззаботно кружатся белые завязи и, как манна небесная, падают на воспалённую, выжженную солнцем землю.

      «Как хорошо! – подумал сугроб, исчезая, – я в раю!»

      Собеседники Бога

      Он сидел в инвалидной коляске повышенной комфортности и медленно ждал смерть. Он понимал: ждать придётся, может быть, не один год, и тогда впереди ему предстоят многие дни унизительной беспомощности. Конечно, родственники и друзья нежно любят его, но любят скорее то восхитительное воспоминание, когда он, сильный, статный, как древний Архимед, держал в ладонях рычаги благополучия многих близких ему людей. Они кормились от него. Он же трудился и жертвовал здоровьем не столько ради собственного «я», сколько ради любви и ответственности перед дорогими ему людьми. К сожалению, вечный двигатель тридцатилетнего трудоголика, как правило, к полувековому юбилею заметно изнашивается. Приходится чаще обычного поновлять и смазывать детали. И что самое неприятное, наводить вынужденный лоск на места, утратившие свежесть. Так или иначе, прошло ещё пятнадцать лет после юбилейного «полтинника», в течение которых вечный движок, не выдержав первичных «ве́ковых» испытаний, откровенно развалился на части. А ещё год спустя потребовалась обыкновенная инвалидная коляска.

      Так Гоше выпала последняя и недолгая величина земной жизни. Жизни, в которой, со слов любящих домочадцев, он «продолжал быть необходимым и желанным…»

      Мы умиляется, наблюдая короткие параолимпийские дорожки и «счастливых» призёров, за спинами которых стоят физически полноценные помощники. Наша душа замирает в храме, глядя как «подходит» к причастию