Если желания не сбудутся. Алла Полянская

незнакомому человеку, но, когда не стало Сэмми, она почувствовала себя будто в вакууме. Вокруг кипела жизнь, а она словно до сих пор сидела у ворот, куда не проникали звуки.

      – Обижали тебя?

      – Обижали… – Сима всхлипнула. – У отчима был свой дом, все деньги от продажи квартиры мама ему отдала, и сначала оно и ничего было, поселили меня в мансарде, чтобы глаза не мозолила. У мамы с отчимом уже к тому времени был сын, но родился он с ДЦП, калека. Надо было ухаживать за ним, а у меня же школа, и я в институт хотела, я сама языки изучала, еще учеников брала по английскому.

      – Так ты и английский знаешь?

      – Английский все знают. – Сима раздраженно отмахнулась. – И я уже начала потихоньку зарабатывать, но так, чтобы отчим не знал, ходила к ученикам домой. Деньги прятала – он бы отнял, очень жадный был. А все свободное время я должна была за этим мальчиком ухаживать.

      – За братом?

      – Ну, какой он брат. – Сима фыркнула. – Он сын мамы и чужого мужика, причем он даже не понимал ничего особо – так, хлопоты одни, и те впустую, он бы никогда не поправился, все это знали. Лежал, как полено, только таращился бессмысленно или начинал кричать, остановить эти вопли было невозможно, иногда и по часу, и по два надрывался. А когда я оканчивала школу, он умер. Ну, я так думаю, для него это был лучший исход, так жить – врагу не пожелаешь, но мама словно с ума сошла. Она отчего-то взяла в голову, что, если бы я лучше за ним приглядывала, он бы не умер. Дошло до того, что они с отчимом оба набрасывались на меня и избивали.

      – И никто ничего не сделал?

      – А кому оно было надо? – Сима горько улыбнулась. – Чужая семья, семейные дела – никто ничего. Правда, мать отчима говорила им, что, дескать, вы оба с ума сошли, мальчишка больной совсем был, Серафима-то тут ни при чем, но они оба с каждым днем все больше сами себе верили, что его смерть – это моя вина. Хотя, когда он умер, меня и дома-то не было, я ездила на олимпиаду по английскому в соседний город, от школы. А они с ним сами оставались, вот мама устала и уснула, а проснулась – он мертвый. Я вернулась, а у нас похороны, мама кричит криком, там прямо на меня и набросилась – типа, так для тебя это не горе, значит. Честно говоря, для меня это и правда не было горем, но я и не плясала от радости, конечно, просто плакать по нему я не могла, я его не любила, как вообще можно было любить этот бессмысленно дышащий и вечно гадящий кусок мяса, я не понимаю, тем более что он доставил мне много неприятностей. Что такое уход за лежачим больным, ты понимаешь, а мне приходилось за ним ухаживать, хотя я не должна была совершенно, это был их косяк, а не мой. Конечно, я не билась в истерике, когда он умер, да и можно ли говорить о том куске органики «он», если в нем не было даже проблеска сознания? Но мама с отчимом считали, что… Да не важно, прошло и прошло. В общем, я аттестат получила и уехала. Забрала Сэмми, документы взяла, кое-какие вещи – и все, гуд-бай, ребята. Уехала ночью, чтобы не объясняться и не слушать бред, от которого уши вянут. Деньги у меня на первое время были, я сразу дала объявление и учеников набрала, потом, через