Крест мертвых богов. Екатерина Лесина

движение.

      Все-таки странная у тетки квартира.

      Руслан

      Квартира производила вид нежилой. Обои на стенах подвыцвели, потемнели, проступили редкими пятнами плесени, газеты на полу пропылились, склеились в причудливый ковер, а оконные стекла потемнели от грязи.

      Будто тонированные.

      – Ну и ну, – протянул Гаврик, ступая так, чтоб не коснуться стены. – Как можно так жить?

      – Так разве ж то жизнь? – философски поинтересовалась хозяйка квартиры. – Че надо?

      – Вы Мария Владиславовна Тюркина? – Руслан старался не глядеть в серо-выцветшие глаза. Лицо тоже оптимизма не внушало – рыхловатое, желтоватое, будто растекшийся по жаре воск, с трудом удерживающий вялые очертания и краски. – Виктор Тюркин кем вам приходится?

      – Витек? – женщина села на продавленный диван, одернула подол черной юбки и, вяло улыбнувшись, ответила: – Мужем… сдох, скотина? Скажите, что сдох… урод, тварь, ирод поганый… чтоб ему в аду вечности побольше.

      Она всхлипнула, смахнула несуществующие слезы ладонью, а глаза вдруг вспыхнули, загорелись яркой живой синевой.

      – И давно он?

      – Давно, – ответил Гаврик. – Опознать не могли… труп поврежден был. В лесу лежал… и нашли не сразу.

      – Три родимых пятна на левом запястье с тыльной стороны, если соединить линии, то почти ровный треугольник выходит. Еще шрам на груди, над соском, и передний резец сколот вот тут, – Мария Владиславовна приподняла губу и постучала ногтем по зубу.

      Приметы сходились, и Руслан кивнул. Неплохо бы, чтоб свидетельница на опознание согласилась, кажется, она более вменяема, чем показалось с первого взгляда.

      – А на фотографии не глянете? – Гаврик раскрыл папку. – Тут не страшно, тут фрагментами…

      Мария Владиславовна разглядывала фотографии долго, с непонятным и неприятным вниманием, почти с жадностью, будто хотела запомнить все в мельчайших деталях. Гаврик ждал, и Руслан ждал, хотя ожидание утомляло.

      Как можно существовать в подобном болоте? Пыль, рухлядь, запустение… тараканов, и тех, наверное, нету…

      – Он это, – женщина вернула снимки. – Сдох-таки… сукин сын… урод моральный… с-собачник.

      – Кто?

      – Собачник. Доберманов своих выращивал, прямо тут, в квартире. И натаскивал тут, и стравливал… соседи жаловались, а я что сделаю? Ничего. Я ему слово, а он в челюсть сразу… трижды ломал. В милицию – спасите, говорю, а они – в семейные дела не вмешиваемся.

      Она закусила восковую губу, и Руслан вдруг испугался, что все, насквозь, воск ведь мягкий.

      – Хороший был… раньше… давно… замуж выходила, цветы дарил… потом с работой не получилось, разорился… и собаки вдруг. Грызутся, лают, воют… кусали… его нет, меня да, – Мария Владиславовна сидела ровненько, смотрела куда-то вперед, на выцветше-грязную стену. Ладошки на коленях, слезы по щекам, давняя обида, давняя боль и нынешнее безумие.

      Ну не может человек с таким взглядом быть нормальным.

      Гаврик, привлекая внимание,