Смерть под псевдонимом. Николай Атаров

саперами над рекой Прут, гудел и поскрипывал, перегруженный машинами и орудиями. Близился вечер. Войска томительно мешкотно тянулись через мост на ночлег – на первый привал в чужой враждебной стране, в ее не тронутых войной селах и городах.

      Не было таких, кто бы не знал, что эта невзрачная речонка – государственная граница, откуда война началась. Но сейчас усталость, смертельная усталость гнала людей через мост на ночлег. И не много было охотников полюбоваться на этот рубеж. Что в нем особенного: мутная вода обмывает обломки взорванного бетона – только и всего! – играет в скрученной арматуре и резко меняет цвет, уходя в тень под мостом.

      На войне и усталость плодит шутников. И сейчас тоже находились балагуры.

      – Кто тут в зеленых околышах? Пограничной службе велено оставаться, окапываться! – развлекал людей артиллерист в темной от пота гимнастерке, рысцой трусивший рядом с орудием.

      Притиснутый к перилам пожилой солдат раздражительно философствовал:

      – Пусть теперь сами понюхают, какая она есть, фатальная.

      «Тотальная?» – сообразил младший лейтенант Шустов, осторожно перегонявший на другой берег по скрипучему настилу свою спецмашину.

      – Далече ли до Берлина, сестрица? – сострил Шустов, не изменяя твердо выработанной привычке задевать всех встречных девушек.

      – Давай, давай! – отозвалась с хрипотцой регулировщица.

      Славка Шустов только прищурился, узнав Дашу Лучинину. Ее лицо было нахмурено, обветренные губы потрескались, нежный пушок у розовых ушей казался седым от пыли. Вчерашние румынские солдаты тянулись без оружия восвояси, и Даша беспощадно оттирала их к перилам.

      – Стороньтесь же, окаянные! Ваша война кончилась. Ведь сошьет Господь людей! – певуче выругалась регулировщица.

      И вся она – в застиранной гимнастерке и узенькой юбчонке, знакомая младшему лейтенанту еще со времен Старобельска, от самого ее родного города, – показалась в эту минуту Шустову такой занятной, со своим хрипатым голоском, что он даже притормозил.

      – Эй, гвардии курносая!

      Но Даша, не взглянув, яростно отмахнулась флажком.

      – Даша, Дашенька…

      Только сейчас очнулась регулировщица и наконец увидела Шустова. Она рассмеялась, вспрыгнула на подножку, привычно козырнула.

      – Вон куда вас определили!

      – А куда, родненькая?

      – Обомлеть можно – офицера посадили заместо шофера! Что, напросились?

      – Так ведь – на спецмашину, понимать надо.

      – Я и то думаю, нынче с полковником кто-то другой ездит, не Шустов, – язвила регулировщица.

      В их вздорном препирательстве каждый без ошибки узнал бы поединок фронтового флирта, прерывавшийся на много дней по воле обстоятельств и снова возникавший в любой минутной встрече.

      – А тебе, Дашенька, жаль меня? – поддразнивал молодцеватый офицер.

      – Ох как жаль. Надолго вас доверия лишили?

      – Говори лучше, где повстречаемся? В Бухаресте?

      Неделю назад (еще до прорыва