Багровый лепесток и белый. Мишель Фейбер

Если он получит Конфетку, то ни о чем больше Бога просить не будет, ни о чем, до конца своих дней.

      Миссис Кастауэй снимает с пальцев ножницы, отталкивает кресло от стола, встает. С потолка свисают три шелковых шнура; она дергает за один из них. Кого она вызывает? Вышибалу, который выбросит Уильяма на улицу? Или Конфетку? По глазам миссис Кастауэй понять ничего невозможно.

      Боже всесильный, получить Конфетку оказывается гораздо труднее, дьявольски труднее, чем некогда руку Агнес, думает Уильям. Если бы только безумная старая сводня согласилась рискнуть и поставила на него, как поставил когда-то лорд Ануин!

      Сидя посреди публичного дома миссис Кастауэй, ожидая появления Конфетки – или бесцеремонного обормота, – он вспоминает, как старый подвыпивший аристократ пригласил его в курительную и там, за стаканом порта, зачитал условия, на коих заключался брачный союз Агнес Ануин и Уильяма Рэкхэма, эсквайра. Юридические тонкости услышанного, припоминает Уильям, оказались выше его понимания, и когда лорд Ануин, закончив чтение, задал ему вопрос наподобие: «Ну-с, вас это устраивает?», он просто не знал, что ответить. «Это означает, что вы ее получили, и да поможет вам Бог», – пояснил, пополняя его стакан, лорд Ануин.

      И вот некая тень на лестнице… Это?.. Да! Она! В саржевом синем халате и ночных туфлях, простоволосая, взлохмаченная, с еще сонными, да благословит ее Бог, глазами и забрызганной темной водой грудью халата. Сердце Уильяма, которого совсем недавно обуревало желание прикончить миссис Кастауэй, вдруг до краев наполняется нежностью.

      – О, мистер Хант, – негромко произносит Конфетка, останавливаясь в середине лестницы. – Какое удовольствие снова увидеть вас – и так скоро.

      Она смущенно проводит ладонью по своему déshabillé[35]. Над щеками и голой шеей Конфетки подрагивают на лестничном сквознячке пряди волос. Как мог он не заметить раньше, сколь неестественно тонка эта шея? A губы: они белы и сухи, точно обрезки кружев, – Конфетка слишком мало пьет! О, как ему хочется втирать в эти губы целебную мазь, а она бы тем временем лобзала его пальцы!..

      – У мистера Ханта есть для тебя предложение, Конфетка, – сообщает миссис Кастауэй. – Мистер Хант?

      Старая ведьма! Даже не предложила Конфетке спуститься, как будто предложение Уильяма до того несусветно, что девушка отвергнет его, не сойдя с лестницы. Однако взгляды, которыми он обменивается с Конфеткой, придают Уильяму духу; эти взгляды говорят: «Мы же понимаем друг дружку, ты и я, верно?».

      Уильям учтиво предлагает ей присесть, и она садится – в кресло мисс Лестер. Затем он повторяет свою небольшую речь, но на сей раз, освободившись от ненавистной необходимости адресоваться к миссис Кастауэй, обращается прямо к Конфетке (глаза ее еще остаются сонными; она облизывает губы острым кончиком красного языка, того языка, который… Сосредоточься, Рэкхэм!). Говорит он с меньшей, нежели прежде, нервностью; а повторяя сплетенные им вымыслы касательно Джорджа У. Ханта, разделяет с Конфеткой потаенную улыбку,

35

Дезабилье, домашнее платье (фр.).