Король умер, да здравствует король. Ольга Володарская

в нее был так, что аж с ума спятил из-за того, что она его отвергла. Во как!

      – Они с Андромедычем на пару в нее влюблены были! С младых ногтей дружили (я-то, понятное дело, свидетелем их дружбы быть не мог – родился гораздо позже, а вот маманя, что называется, сподобилась), а в 1938-м в пух и прах разругались… И все из-за Графини. Поделить ее не могли!

      – Оказывается, Графиня была настоящей роковой женщиной, – заметила Лара. – Я-то ее старухой помню. Нелюдимой и суровой. Правда, видела в ее комнате несколько портретов роскошной брюнетки, но не думала, что это она…

      – Она, она, – поддакнул дядя Вася. – Именно роскошной брюнеткой и была. Тонкая, высокая, с кудрями черными. А как одевалась! Загляденье! Брюки со стрелками носила. Тогда никто их не носил, а она носила. Пиджаки. Галстуки. Шляпки. Еще до того, как мода такая появилась. А еще перчатки носила. Говорила, истинные леди не должны выходить из дома без перчаток… – Он подпер щеку кулаком и мечтательно вздохнул. – Я малышом был тогда, а на всю жизни Графиню в том образе запомнил… Мечта, а не женщина!

      – Померла уж, поди, – скрипнула баба Шура.

      – Да уж поди, – в кои веки согласился с женой старик Кузнецов. – Она с пятнадцатого года вроде… Не может быть, чтоб доскрипела до наших дней…

      И он пустился в рассуждения на тему плохой экологии и дурного лечения в муниципальных поликлиниках. А Лара досадовала на себя за то, что позволила словоблудному старику увести разговор от интересующей ее темы. Но на помощь неожиданно пришла баба Шура.

      – Кладку-то тоже ломать будешь? – спросила она у Лары, бесцеремонно прервав супруга.

      – Уже, – ответила Лара и, затаив дыхание, стала ждать реакции. Но старики Кузнецовы встретили это известие более чем спокойно.

      – И правильно, – кивнула баба Шура. – От нее надо в первую очередь избавиться. Кирпич там плохой. Крошится. Уж как я с ним мучилась. Только уберешься, опять насыпалась труха да пылюга цементная…

      – Не больно ты часто и убиралась, – буркнул дядя Вася. – А стену ломать надо не поэтому! А чтоб камин восстановить. Слышал я от кого-то (от Графини вроде), что раньше шикарный камин в нашей комнате был. С мрамором и позолотой. Да только разобрали его давным-давно и увезли куда-то. А когда стали квартиру в коммуналку переделывать, и нишу заложили. Чтоб у новых жильцов не было искушения огонь в комнате разводить…

      – То есть та кладка появилась тогда же, когда и межкомнатные перегородки? – неуверенно спросила Лара. Это никак не вязалось с ее версией. – В двадцатые годы?

      – Точно, – поддакнул дядя Вася.

      – А вот и не точно, – торжественно молвила баба Шура и глянула на мужа с нескрываемым превосходством. – Не помнишь разве, что перекладывали ее, стену-то?

      – Когда? – осторожно спросила Лара, не желая показать своей заинтересованности. – Хотя вы, наверное, не помните, столько лет прошло…

      – Почему же? Помню очень хорошо, – парировала старуха. И, загордившись от сознания собственной значимости, стала излагать: –