Пока смерть не разлучит нас. Галина Романова

заплакала, пряча лицо в воротник шубы.

      – А как я должен думать? – грубее, чем нужно было, спросил Грибов.

      Ему хотелось встряхнуть ее, да и злился немного из-за того, что все его мысли на физиономии отразились. Разгадала ведь? Без труда разгадала!

      – Как угодно, но только не так! – всхлипывая, отозвалась Виктория. – Он не мог! Это не он!

      – Это самоубийство, Виктория. Он написал предсмертную записку…

      – Дайте мне ее прочесть! – потребовала она. – Я узнаю его почерк из сотни других!

      – Он распечатал ее на принтере, – помявшись, признался Грибов. – На своем рабочем принтере.

      – Это чудовищно! – Вика внезапно встряхнулась, откинула воротник от лица и округлила глаза. – Это же чудовищно, как вы не понимаете!!!

      – Что я должен понять?

      Грибов уже начал томиться от бессмысленности беседы. Может, он в их отношениях разобраться не смог, но уж то, что у девицы вот-вот начнется истерика, понимал. Так что разговор пора было сворачивать.

      Но она неожиданно удивила его здравостью своих суждений.

      – Если имеется записка от Вити, то она должна быть адресована мне. Он никому, кроме меня, не мог ее адресовать. У него больше никого не было!

      – Ну! Допустим. – Он начал замерзать.

      – А мне Витя никогда бы не стал печатать записку на принтере. И уж точно назвал бы по имени. Или… малыш. Он так меня называл. – И она отвернулась, снова расплакавшись.

      Ему, конечно, и жалко девушку было, и утешить ее ничем не мог. Разве объяснишь ей, раздавленной горем, что человек, собравшийся свести счеты с жизнью, мог и не думать о ней вовсе в ту самую роковую для себя минуту. Он мог думать о чем-то другом. Или, поддавшись какому-то сиюминутному порыву, отчаянию, мог вообще ни о чем не думать. Шлепнул по клавишам, состряпав короткое сообщение для милиции, и умер.

      Грибов с таким сталкивался, и не раз. Для нее это было новым, страшным, оттого и непостижимым.

      – Ладно, я все поняла, – повернувшись к нему, но не глядя на него, проговорила Виктория. – Вы не станете разбираться в причинах его смерти. Всем очень выгодно считать Витю самоубийцей. Поэтому… Поэтому мне вам больше нечего добавить, прощайте…

      И она пошла, сильно сгорбившись, к черному джипу, возле которого маячила фигура ее сопровождающего.

      – Ты уже дома или на работе, Аля? – Грибов набрал номер мобильного Елены.

      – Выхожу из здания, а что? – тут же насторожилась она. – Что-то есть?

      – Да нет, все нормально, если можно так выразиться.

      – Сам?

      – Конечно, сам, а кто же еще мог в здании, полном народа, в петлю его сунуть и уйти незамеченным?! – фыркнул Грибов с чувством. – Уж побороться за свою жизнь парень должен был. Значит, пошуметь мог. А так никто ничего не слышал. От туалета этого, где он покончил жизнь самоубийством, до стойки охранника метров десять, не больше. Все видно и слышно должно быть.

      – А никто не видел ничего и не слышал? – спросила Елена недоверчиво.

      – Никто! Ничего!

      – Так… Ясно…