Привидение с брошкой. Валерий Гусев

при ней, на столике ровно горит свеча. Язычок ее пламени торчит как замороженный.

      Алешка разделся и забрался под легкое пуховое одеяло. И уже было хотел дунуть на свечу, как вдруг язычок ее вздрогнул и качнулся. Коридорная дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошел пацан. В коротких, чуть ниже колен, бриджах и в кружевном белоснежном воротничке на плечах.

      Ни слова не говоря, он прошагал к столику, забрал свечу и направился обратно к двери.

      – Э! – возмутился Алешка. – А я?

      Пацан в воротничке оглянулся и презрительно выдал:

      – Обойдешься.

      И исчез за дверью. И тут же он появился в проеме балконной двери. Со свечой. Вошел, поставил ее на столик со словами:

      – На! Подавись!

      – Сам подавись! – Алешка разозлился. – Я свечки не ем!

      Пацан хихикнул и исчез за дверью.

      Когда Алешка мне об этом рассказывал, я не удержался и спросил:

      – Ты здорово испугался?

      – Не. Я думал, что мне это все приснилось.

      Разбудил Алешку задорный петушиный кукарек. Алешка сначала даже подумал, что он проснулся на даче, а петух орет в соседней деревне.

      – Это сэр Джон называется, – объяснил, входя, Дворецкий. – Как почивал?

      – Нормально.

      – Привидения не гнобили?

      – Да заходил какой-то пацан. Я ему подсвечником в лоб закатил, он и слинял.

      – Молоток! Влезай в штаны, хавать пойдем. Типа того, завтракать в Рыцарском зале.

      Они пошли длинным сводчатым коридором – галереей – с узкими стрельчатыми окнами вроде бойниц, между которыми висели в простенках щиты, мечи, копья, алебарды и арбалеты. И стояли пустые рыцарские доспехи. Очень красивые, но какие-то угрожающие.

      Они стояли в ряд, молчаливые такие. Штук, наверное, несколько. Они все были начищены каким-то средством, наверное, для чистки посуды, и сияли, когда на них из окон падал солнечный свет.

      Все они были здорово похожи друг на друга, отличались только формой шлема. У одного он был в виде перевернутого ведра с прорезанными щелочками для глаз. У другого – в виде птичьей головы с вытянутым клювом, у третьего – в виде горшка с рогами.

      Алешка эту галерею не полюбил, особенно по вечерам. Здесь в это время было сумрачно, коптили вбитые в стену факелы, дрожали по стенам неверные тени. И казалось, что в прорезях шлемов таинственно блестят внимательные живые глаза. Следят, словно выбирая момент для коварного удара мечом или секирой.

      Особенно был чем-то неприятен Черный рыцарь. В вороненых доспехах. Он стоял первым в ряду, почти у самой лестницы, будто охранял ее.

      Лешка, пробегая мимо, не упускал случая постучать каждого рыцаря по стальному брюху – они звонко отзывались внутренней пустотой. А вот Черный рыцарь на эту фамильярность отвечал глухо и недовольно. Будто хрюкал. Или был набит внутри каким-то мусором.

      Странно – почему Черный рыцарь глухо отзывался на стук в его панцирь?

      Шлем у Черного