…И блаженный вдохновенья миг. Марина Зайцева (Гольберг)

nza>

      Астроном изучает звёзды.

      На пленэре художник дышит.

      А поэт, погрузившись в грёзы,

      Неземные пространства слышит.

      По прописке своей – небожитель,

      Он родня душе океанской.

      Лунных тайн и снов повелитель,

      Изгибает, шутя, пространства,

      Им диктует свои законы,

      И рукой своей прихотливо

      Направляет орбиты и трассы,

      Изменяет млечные реки,

      Измеряет аршином парсеки.

      Ему ведомы стихи и стихии.

      Держит он под уздцы Пегаса.

      Неизменный кормчий у Музы —

      У суровой взбалмошной бабы,

      Испытавший горнило и трубы,

      Разорвать с ней не в силах узы.

      У него на штурвале не румбы, —

      А дактили, анапесты и ямбы.

      Летописцы

      Летописцы, иноки – поэты! —

      Канувшие в сумрачных веках,

      Кропотливо старины заветы

      Собирали в кельях и скитах.

      Под лампадой тусклой, под лучиной,

      От земных страстей и гроз вдали,

      Сказы и преданья, и былины

      В книги рукописные текли.

      И – то «сизым соколом, то волком» —

      Мысли вдохновенно в тишине

      Устремлялись вольно к звёздам колким

      Иль сторожко стлались по стерне.

      Брани зачинались и кипели,

      Русичей – рекою! – кровь текла.

      А в руках без устали скрипели

      Летописцев лёгкие стила.

      Подвиги и жизнеописанья,

      Тяжело, как в бурю корабли, —

      Нас любовью к Отчине спасая, —

      Сквозь столетья плыли и брели…

      Эти древних гениев творенья

      Сберегали на краю не раз

      От погибели и от забвенья —

      И в Один Народ собрали нас.

      Певцы безвестных лагун

      Поэзия малоизвестных

      провинциальных поэтов —

      это грустная песня одинокой

      морской раковины.

      Её несостоявшийся удел —

      быть арфой.

      Но арфы живут и поют на суше.

      Раковина на суше —

      задохнётся и… её не станет.

      Лирики,

      символисты или романтики —

      забытые дети в роддоме

      перестроек и перемен.

      Но, воистину, поэты —

      вне эпох и времён.

      Хотя – нет…

      Все они – дети своего

      времени-безвременья,

      составной части

      вечности-забвения.

      Это у жизни есть срок.

      У Вечности его нет.

      И гудят-поют неслышно

      сквозь времена

      в неизвестных лагунах и заливах

      морские раковины,

      совсем не думая о том,

      кому сегодня принадлежит эпоха:

      классицизму, символизму

      или постмодернизму.

      Это рыбе-прилипале есть резон

      присосаться в днищу

      корабля-эпохи

      в тщеславной и призрачной надежде

      выжить, если не на вечность,

      то хотя бы – на время.

      Грустная моя раковина,

      лежащая на дне морском,

      в клубке спутанных водорослей.

      И поющая сама по себе —

      без надежды

      быть услышанной кем-нибудь.

      Счастлив тот,

      кто на полосе отлива

      в клубке водорослей

      отыщет эту раковину

      и, не очистив

      от песка и наростов,

      прижмёт её к своему уху —

      и услышит вечную

      негромкую, глухую —

      щемящую песню моря.

      Песню вдохновения и одиночества.

      Мудрости и грусти.

      И непостижимости

      творческой судьбы.

      Раковины и звёзды

      Безвестных заливов и лагун —

      моря без вас были бы

      пустынны и безмолвны.

      Автобиография

      Я – язычница!

      Я – стихия!

      И стихи мои —

      Из стихии!

      Я – ручей.

      Я – журавль.

      Я – рябина.

      Целым