Суета вокруг мыша. Елена Щетинина

я. Слишком уж свежа в памяти была та катавасия вокруг транслятора, что сопровождала мой первый день в Соловце. И любое упоминание дивана не в научном контексте вызывало у меня безотчетную дрожь и острое желание прикинуться фантомом.

      – Его съели… – Эдик утешающим жестом держал руку на корнеевском плече. А может, и не утешающим, а удерживающим – дабы Витька в порыве горя не начал крушить все вокруг. На полу и так валялись осколки чего-то стеклянного, обрывки всякого бумажного и ошметки подозрительно органического. Витька всему отдавался с воодушевлением – будь то созидание или разрушение.

      – Кто съел? – осторожно уточнил я. Витька как-то давно не рассказывал о своих опытах с живой водой, и в мою душу закралось страшное подозрение. На всякий случай я мысленно очертил вокруг себя круг. А потом, вспомнив последние достижения психотерапии, воздвиг и мысленную зеркальную стену.

      – Откуда я знаю кто? – огрызнулся Корнеев. Подозрение в моей душе окрепло.

      – Мы предполагаем, что это не моль, – вежливо сказал Амперян, скромно прикорнувший на углу стола.

      – Почему? – подобные уточнения кормили мое подозрение гигантскими порциями.

      – Потому что материал его обшивки не относится к числу тех, что ест моль, – терпеливо пояснил Амперян. – Насколько я знаю, моль предпочитает…

      – Кстати, а вы знаете, что жрет не сама моль, а ее личинки? – зачем-то брякнул Роман.

      Витька издал горестный вздох и схватился за голову.

      – И что… – осторожно спросил я. – Все совсем так плохо?

      – Как ты считаешь, если три магистра сидят и горюют – это совсем плохо или не совсем плохо? – парировал Роман, отступая в сторону и давая мне взглянуть на пациента, который, по их мнению, был скорее мертв.

      Диван являл собой печальное зрелище. Даже, я бы сказал, душераздирающее.

      Справедливости ради надо сказать, что он всегда выглядел несколько неопрятно – неудивительно, учитывая, что Витька гонял его и в хвост… то есть и в спинку, и в подлокотник. В комиссионке вряд ли бы дали за него больше десяти рублей. Витька всегда с гордостью говорил, что именно так и должен выглядеть настоящий магический инструмент – а все эти ваши блестящие штучки и прочее пижонство суть бесовское замыливание глаз и увод в сторону от истинной сущности вещи.

      Но в этот раз корнеевская печаль была обоснована.

      В самом центре дивана зияла обрамленная махрами ткани дыра с неровными драными краями. Словно что-то то ли пыталось забраться в диван – то ли, наоборот, выбраться из него. И ни первый, ни второй варианты мне, прямо скажем, не понравились.

      Я поежился и отодвинулся подальше, подумывая, не укрепить ли зеркальную стену кирпичами.

      – А починить его, того… никак нельзя? – ощущая, впрочем, всю глупость своего вопроса, поинтересовался я.

      Корнеев бросил на меня уничтожающий взгляд. За моей спиной что-то зашипело, и запахло паленой бумагой.

      – Нельзя, – тихо сказал Эдик. – Это же старинная работа, теперь уже такое не делают.

      – Ну кто мог это быть! – взвыл Корнеев. – Кто? Мальчик-с-пальчик мстит? Но то же была просто шутка! Пространственные черви? Их еще в том году случайно на рыбалку выгуляли! Магический континуум пожрал самое себя?

      Я не совсем понимал, о чем говорит Витька – но вот именно эта дыра выглядела как-то подозрительно знакомо. Было у меня такое чувство, что…

      – А идею мыши уже рассматривали? – вслух спросил я.

      – Мышь? – махнул рукой Эдик. – Но это… ах… так… банально…

      – Ну не знаю, диван погрызен весьма материально, – пожал я плечами.

      Роман почесал голову, присел на корточки и внимательно вгляделся в дыру. Потом поморщился и осторожно запустил туда руку.

      – Смотри, – предупредил его Эдик. – Оно там еще может быть. А конечности у нас отращивают пока только в рамках экспериментальной программы. И не факт, что новая будет соответствовать твоему биологическому виду.

      Роман снова поморщился – на этот раз что-то нащупав в глубине дивана.

      – Как минимум теперь мы знаем, что оно живое, – мрачно процедил он.

      – Почему? – осведомился Амперян.

      Роман, продолжая морщиться, вытащил руку и показал нам раскрытую ладонь.

      – Вот же скотина! – взвился Корнеев. – Мало того что диван сожрала, так еще и нагадила туда!

      Магистры сидели подавленные. Кажется, что банальность мыши убила их не хуже, чем сам поврежденный диван.

      Пришедший через полчаса Камноедов подтвердил мою версию про мышь и пустился в пространные воспоминания о том, как во времена Готфрида Бульонского на их обоз напали дикие лесные мыши. Вскоре к обсуждению muridae подключился Киврин, возразивший, что при дворе Ивана Грозного шастали такие мыши, что камноедовских лесных одним ударом хвоста поперешибли бы – а вскоре и Хунта, уточнивший, что самые правильные мыши водятся в Испании, а кто с этим не согласен, тому он докажет в два пополуночи на внутреннем дворе.