Черный дракон. Джулиан Седжвик

высвобождаясь из тетиных объятий.

      – Зачем тогда пластырь?

      Она отстраняется, берет его за плечи и оценивающе оглядывает. Лора – мастер журналистских расследований, успешный, бесстрашный, всегда готовый взяться за самое трудное дело, но сейчас она выглядит непривычно растерянной. А ведь даже короткое тюремное заключение не выбило ее из колеи.

      – Господи, минутой раньше – и…

      – Ну все же хорошо, – говорит Дэнни. – Поедем скорее.

      – Сейчас. Только скажу пару ласковых вашему безмозглому директору. Как его зовут?

      – Мистер Керчер.

      – Керчер? Отлично. Ты пока собери вещи.

      – Тетя Лора! – кричит ей вслед Дэнни, но ее уже не остановить. Она настроилась задать жару директору и стремительно влетает в двери школы:

      – Керчер, можно вас на минутку? Нет, я не могу подождать. Скажите спасибо, если мы не подадим на вас в суд за преступную халатность. Да во всех утренних газетах вы о себе такое прочитаете, что подавитесь своими кукурузными хлопьями!

      Полная победа.

      Керчер невольно делает шаг назад, а тетя Лора уже развернулась и идет к выходу. Вот теперь она снова похожа на себя – коробка с петардами, готовая взорваться при первой же возможности. Дэнни бредет собирать вещи и по пути размышляет: «Когда вернусь, наверно, достану из-под кровати афиши с мамой и папой. Но тогда всякие Джейми будут над ними насмехаться. А я еще к этому не готов. Нет, пусть лучше остаются на месте – свернутые, надежно спрятанные в картонных тубусах: мама стоит на натянутой проволоке* под самым куполом темно-синего шатра «Мистериума» и бросает вниз фейерверки. Под картинкой надпись: «Лили Ву в «Комнате чудес». И отличный, красивый плакат с отцом, исполняющим номер с горящей веревкой. Он в смирительной рубашке, пламя уже лижет его щиколотки, а отец, будто не замечая опасности, улыбается публике. «Великий Гарри Уайт, – гласит надпись, – спасется в любой ситуации».

      Только это, как оказалось, неправда.

      Дэнни складывает карты, книжки о фокусах и одежду в старый цирковой чемодан. Он такой же темно-синий, как шатер, и с такой же надписью «Мистериум». А под ней их логотип – глядящий из темноты белоснежный череп с порхающими вокруг него голубыми и красными бабочками. Отец как-то объяснил Дэнни, что это ванитас[2] – изображение предметов, напоминающих одновременно о смерти и о хрупкости жизни. Оно означает, что все меняется, все проходит. И однажды исчезнет совсем.

      – Мы в шаге от небытия, Дэнни.

      – Зачем тогда его сделали нашим логотипом?

      – Потому что в этом-то и суть. Жить по-настоящему. Помнить, что каждая минута жизни – это счастье.

      И сейчас Дэнни проводит пальцем по золотым буквам. Все непрерывно меняется. Может, было бы лучше, если бы у него были такие родители, которые ходят каждый день на работу, ругают за несделанные уроки, занимаются самыми обыкновенными вещами и того же ждут от тебя. Дэнни вздыхает. Может быть.

      Он достает из нижнего ящика письменного стола толстый отцовский блокнот и кладет его в чемодан

2

Если хочешь лучше понять, что такое ванитас, посмотри фламандские натюрморты эпохи барокко. На них часто изображен череп среди цветов, фруктов и бабочек. Само название жанра ванитас произошло от библейского выражения «суета сует», по-латыни – vanitas vanitatum. (Здесь и далее примечания переводчиков).