Волжский рубеж. Дмитрий Агалаков

Гриднев на проскакавшего мимо генерала Павлова в окружении своих адъютантов. – Неужто назад пойдем, до развалин, а?

      – Видать, застряли мы, – кивнул Петр Алабин. – Ждать будем…

      – Да еще как застряли, господа! Крепко застряли! – услышав их, уже подъезжая, усмехнулся капитан Черенков. – Нет переправы для нас! Нет мосточка-с! Только вплавь!

      Солдаты роты прислушивались к своему командиру, смелея, улыбались.

      – Но его сиятельство войну не открыли-с, – усмехнулся неунывающий ротный, который шутил и под пулями. – Смилостивились! Пригодится порох еще!

      Его бодрый холерический нрав во многих вселял надежду: мол, все обойдется! Ядра, картечь и пули уйдут стороной, пройдет мимо вражеский штык! Будем жить, будем!

      – Рота, вольно! – скомандовал Черенков сотне своих бойцов. – Прикажите солдатам разойтись, господа офицеры! Пусть на камешках посидят – еще находятся нынче!

      Алабин и Гриднев оживленно кивнули.

      – Разойдись! – уже командовали младшие офицеры своим солдатам, разбивая строй.

      А впереди, у Черной речки, с новой силой застучали топоры моряков. Солдаты из стрелковых рот, под надзором своих офицеров, отложили винтовки и с матерком вцепились в бревна. Бешено кричал, бегая среди работающих, морской лейтенант Тверитинов. Ничего не упускал он из виду, во все вникал, не щадил своих рук, если было надо. Второй раз командиры не помилуют!

      3

      Случайному путнику могло показаться, что Севастополь, главный оплот русских на Таврическом полуострове, крепко уснул в эти часы после долгих мытарств предыдущих месяцев. Но это было не так. Окруженный на западных границах врагом, до рассвета спавшим, изрядно потрепанный бомбежками, город даже не дремал – кипел! На огне пусть и медленном, но верном. Чтобы не выдать себя – обмануть неприятеля!

      Три часа назад из Севастополя начали выходить русские полки. Тысяча за тысячей. Шли тихо. Без шуток и песен, разве что с забористым матерком, произносимым в полголоса. Солдаты выходили в ночь, в туман и темень – и там исчезали…

      Войском командовал генерал-лейтенант Федор Иванович Соймонов. Он был одним из тех русских служак высшего состава армии, на которой эта армия и держалась. Выходец из простых поместных дворян, он не имел возможности рассчитывать на продвижение по службе в силу высокого происхождения. Оттого Федор Иванович всего добивался острым офицерским клинком, стратегическим мышлением, личной храбростью. Больше всего он жалел, что родился поздновато для Отечественной войны 1812 года. Когда русские и французы вышли на Бородинское поле – биться не на жизнь, а на смерть, – ему было всего двенадцать лет! Три-четыре годика не дотянул! Зато в тридцать один год он уже командовал полком, в тридцать восемь стал генерал-майором, в пятьдесят один – дивизионным генералом.

      Крымскую войну Федор Соймонов встретил Георгиевским кавалером, командиром 10-й пехотной дивизии, в которую на день Инкерманского сражения входили Томский, Колыванский, Екатеринбургский полки, стрелковые