Письмо от Вольтера к лорду Гервею 1740 года. Вольтер

Невтона, Галлея, Адиссона, Драйдена; но в век Леона X один ли сей папа все сделал? Не старались ли и другие государи образовать и просветить род человеческий? Однако имя Леона взяло верх, потому что он более других ободрял искусства. Какой же монарх в сем более оказал услуг человечеству? Какой монарх более расточал благодеяний, более отличался изящностью вкуса, более основал прекрасных заведений? Конечно он не сделал всего, что мог сделать – ибо он был человек; но сделал более, нежели кто либо другой – ибо он был человек великий. Сильная причина, заставляющая меня отлично почитать Людовика, состоит в том, что всем известные пороки его не помешали ему прославиться более всех своих современников, и что – несмотря на вопли миллиона людей, изгнанных им из Франции, и потому очернявших имя его – вся Европа уважает Людовика, и ставит его наряду с величайшими и добрейшими государями.

      Назовите мне, милорд, монарха, который более привлек к себе чужестранцев, и который более ободрял заслуги своих подданных. Шестьдесят человек иностранных ученых, в одно время получивших от него награды, без сомнения крайне удивились, что Людовик о них знает.

      «Король, не будучи вашим государем – так писал к ним министр Кольбер – хочет быть вашим благодетелем; он поручил мне послать к вам приложенный вексель, в залог своего почтения». Богемец и датчанин получили письма из Версаля. Гильемини от щедрот Людовика XIV построил дом во Флоренции; он изобразил имя короля на передней стороне здания, а вы не хотите, чтобы оно сияло над семнадцатым столетием.

      Его деяния должны служить вечным примером для монархов. Он поручил воспитывать сына своего и внука красноречивейшим и ученейшим мужам в Европе; дал места сыновьям Петра Корнеля, двум в военной службе, одному в духовной; возбудил рождающийся талант в Расине подарком, весьма важным для человека неизвестного и недостаточного. Когда гений Расинов созрел и достиг совершенства, в то время дарования, которые часто заграждают путь к фортуне, открыли ему доступ к сей богине. Он получил еще более – он пользовался благосклонностью, даже приязнью такого монарха, которого каждый взгляд был – благодеяние. Расин участвовал в путешествиях, предпринимаемых в Марли (1688 и 1689), – чего многие из придворных тщетно добивались; он спал в одной комнате с королем, которому во время болезни читал образцовые свои произведения витийства и поэзии – произведения, украшавшие хладное царствование Людовика.