Нянька для олигарха. Ирина Мельникова

Что он тотчас ее узнает и бросится на шею? Да он и думать о ней забыл. Столько лет прошло, все быльем поросло! Впрочем, он никогда не давал ей авансов… Гуляли, танцевали, целовались… Месяц! Всего только месяц! И писем он ей не писал, не просил верно ждать… Надежда всегда это помнила и сейчас все прекрасно понимала, а тогда? Тогда, почти тридцать лет назад, что она знала в этой жизни, что понимала?

      Евгений уехал в Новосибирск, а она несколько раз на дню справлялась у вахтерши общежития, не поступала ли почта, нет ли писем на ее имя? Только напрасно! Письмо так и не пришло! На следующее лето Евгений вовсе не появился, но она встретила его друга, и тот ей все рассказал – и про генеральскую дочку, и про Москву…

      Надежда рыдала как безумная, пыталась даже выпить какие-то таблетки, но ее вырвало, а в ванной, где она пыталась придумать, чем перерезать себе вены, ее нашла комендант общежития Вера Артемьевна, женщина лет сорока с редкой красоты лицом и безобразным горбом на спине. Она отвесила ей не столь сильный, сколь оскорбительный подзатыльник, привела в свой кабинет, напоила крепким чаем, а потом отвезла к себе домой.

      В ее маленькой скромно обставленной квартире Надежда провела четыре дня. И навсегда врезались в ее память слова, которые Вера Артемьевна сказала ей на прощание:

      – Никто и никогда, Надька, не сделает нас счастливыми, если мы сами о себе не позаботимся. Только своим трудом, только своим горбом, – она похлопала себя по искривленному плечу, – можно добиться чего-то стоящего в жизни. На чужой спине в рай не въедешь! И не горюй по этому парню! Но и не проклинай! Он ничего тебе не обещал! Поэтому чист перед тобой! Отпусти его с богом!

      – Но мы целовались… – Это был ее единственный аргумент, который после долгих разговоров с Верой Артемьевной несколько потерял в весе, но именно он не дозволял Надежде успокоиться.

      Комендант покачала головой.

      – Целовались, эка беда! Бога благодари, что не понесла от него!

      Понесла?! Тогда она восприняла это как оскорбление. Но сейчас только улыбнулась! Те поцелуи и поцелуями нельзя было назвать, так, легкое касание губами щеки или мочки уха. Он за руку лишний раз боялся ее взять, не то что осмелиться на более решительные действия. И это притом, что числился завзятым сердцеедом. Девчонки косились и сплетничали за ее спиной, а иногда, будто случайно, показывали ей на какую-нибудь сногсшибательную красавицу и шептали торопливо: «Женькина подружка в прошлом году…» или «А это его позапрошлогодняя. Говорят, жениться хотел…»

      Но вид этих красавиц, таких ухоженных, разодетых, умело накрашенных, неожиданно прибавил ей уверенности в себе и в собственных силах. Она поняла, что ничуть не хуже этих самоуверенных див, а, вернее, даже лучше, если Евгений бросил их ради нее, сопливой, совсем недавно деревенской девчонки. Правда, хватило его всего на месяц. Ее он тоже бросил, как бросал, несомненно, всех, в ком переставал нуждаться. Как эту несчастную буфетчицу, мать Андрея, как генеральскую дочку, которая со временем тоже