А вот был случай. Рассказы геолога. Виктор Музис

2017

      Начало… Мои первые…

      Колыма. Плоские вершины сопок.

      Это было на второй полевой сезон моей работы на Сибирской платформе по работам на кимберлиты.

      До этого я работал на Колыме. Сначала от младшего до старшего техника у Шульгиной (был ее напарником), затем у Боброва (съемка 50 000 м-ба по золоту). Только после специального приказа по Министерству о переводе всех техников, имеющих высшее образование, в геологи, всех техников экспедиции перевели в геологи. Уже геологом поработал и в Верхоянье на флишоидных толщах (съемка 200 000 м-ба по олову).

      Начало работы геологом было тяжелым… Многие ребята давно уже работали на съемке и были знакомы с методикой проведением этих работ. Я же у Шульгиной колотил фауну при составлении ею разрезов и занимался оформлением многочисленных образцов, отбираемых ею для различных анализов.

      А нужен был навык геолога-съемщика, которого у меня не было, я только знакомился с ним, работая у Боброва. У него, до получения должности геолога, я работал техником, развозя горняков к местам работ, задавая и описывая горные выработки и промывая отобранный материал лотком.

      Помню, решил как-то не просто воткнуть в готовый шурф сухую лесину корневищем кверху, положено было отмечать местоположение горных выработок на местности, а сделать как положено – срубить свежую лесину, вырубить Г-образную площадку у комля и подписать. Шарахнул по лесине топором, да неудачно. Бывает и «на старуху проруха!». Топор отскочил рикошетом и тюкнул меня чуть-чуть по ноге у щиколотки, сверху. Я по началу и внимания не обратил. Потом чувствую, неудобно что-то ноге… Снял резиновый сапог, размотал покрасневшую портянку, а там… Обратно сапог одеть я уже не смог. Описывал шурфы прямо из вездехода, порода была суглинки четвертичные (т. н. Едомные), а горняки сами меряли размеренным шестом глубину и набирали песок на промывку.

      Бобров вечером, выходя из маршрута, подошел к нам и крикнул мне издали:

      – Виктор, иди сюда!

      – Сам иди! – улыбаясь, крикнул я в ответ.

      Немая сцена!.. «Вожатый удивился, вагон остановился!» Бобров подошел, я показал перевязанную ногу.

      – Ну и как же ты теперь? – спросил он.

      – Да горняки сами все сделают… – и продемонстрировал.

      А в лагере Дима Израилович дал мне свой 47-й и я боле-мене ковылял. Нога только не держалась в ступне, а «шлепалась» сразу, не держась на пятке. В Москве Дима свел меня со знакомым хирургом, тот пощупал, приложил мой палец к ранке и сказал:

      – Чувствуешь, сухожилие повреждено. Операция пустяковая, захочешь – сделаем.

      Но я не решился. А где-то через год нога уже работала нормально.

      А как-то, уже в сентябре, уже лег снег и ручьи покрылись тонкой коркой льда, мне поручили промыть несколько десятков пробных мешков мерзлого суглинка из шурфов. Как?

      «Проявляй солдатскую смекалку! – сказал мне как-то отец. – Начальник не всегда должен думать за тебя…».

      Мы загрузили вездеход, подвезли мешки к ручью, выгрузили их и он уехал за следующей «порцией». В напарники дали рабочего. Долго думать не пришлось: поставили две треноги, на них перекладину, развели под ней костер и подвесили на крючок ведро с водой. В ручье проломили лед, раскидали обломки-льдинки, я надел матерчатые перчатки, на них резиновые грубые, чтобы не колоть пальцы об щебень, растирая суглинок, и, опуская мешок в ведро с кипятком, вываливали размякшую породу в лоток. А там уж дело привычное – растираешь суглинок, промываешь породу, освобождая ее от глиняных частиц и песка и сливаешь шлихи в шламовые матерчатые мешочки. Мешочки тут же сушишь у костра на камнях и пересыпаешь в маленькие крафт-пакетики. Всего-то и делов… Как говориться: – «Наливай, да пей!».

      А первый свой маршрут и первые геологические точки я помню по сей день.

      – Володя, – помню, крикнул я Боброву (начальнику колымской партии), встретившись с ним в первом самостоятельном маршруте. – Я ничего не понимаю!

      Настолько все было задерновано и только вершины плоских сопок, стоило подняться выше 300-метровой горизонтали, были свободны от леса. А на склонах одна щебенка (дресва) в кочках мерзлотного вспучивания. Но, со временем, привык и даже в чем-то маленько стал разбираться.

      Кочка мерзлотного пучения (выветривания)

      Но, после двух лет (я попал на завершающие 2-года) работы (а всего на съемку листа отводилось 4-ре года), костяк партии был оставлен на издание, а остальных распределили по другим партиям и по разным регионам.

      Меня определили в партию к Башлавину Дмитрию Константиновичу, работающему в Верхоянье с базой в Батагае.

      Очень не хотелось расставаться с Колымой, с привычными базовыми поселками – Зырянкой