Когда зацветет сакура…. Алексей Воронков

же тебе говорил… говорил, чтобы ты себя берег. Нет ведь, не послушал меня! – выговаривал ему потом Бортник. – Хотя, – махнул он рукой, – горбатого только могила исправит…

      Рейды в немецкий тыл тоже, казалось, были не его делом, но разве его можно было удержать! Только услышит, что где-то формируют очередной спецотряд, – он тут как тут. Дескать, пошлите меня – не пожалеете. А начальству что? Коль не дорожишь собственной жизнью, иди. Он и шел. А что ему? Он ведь круглый сирота – так что некому будет плакать. Разве что Нине сердце разорвет. Но она должна была понять его… Ведь он за нее мстил немцу, за все причиненные ей душевные и физические раны, в конце концов, за ту маленькую загубленную в ее утробе душу, которая по его, немца, вине никогда – никогда! – не увидит свет.

      Впервые он попал к немцам в тыл, когда его корпус вел наступательные бои на харьковском направлении. Тогда отряд особого назначения СМЕРШ, которым командовал Жаков, только чудом уцелел. Их было двенадцать человек, большинство из которых – необстрелянные пацаны. Их наспех научили стрелять из винтовки, так что основную науку командир преподал им в пути. И это стало для них лучшим университетом. Одно дело – на мирном полигоне показать ту же взрывчатку в действии, другое – подорвать полицейский участок или хранилище с горючим на немецком аэродроме. Да и стрелять приходилось по живым мишеням, а не по фанерным. Но, самое главное, парни научились ненавидеть врага. «Есть люди, а есть нелюди, – говорил им Жаков. – В людей стрелять нельзя – это грех, можно только в нелюдей. Этих надо убивать беспощадно. Иначе они убьют ваших жен и матерей. За этими нелюдями мы и охотимся».

      Вроде незатейливая психология, но без нее никак. Ведь убить человека, пусть даже если он враг, непросто. Психика потом расстраивается настолько, что впору на стену лезть. Алексей на себе это испытал, поэтому понимал новичков. Вот и надо было вбить в их голову мысль, что они не людей убивают, а извергов. Потихоньку те освоились и их чувства притупились. Страшно, конечно, когда у человека теряется чувство жалости к себе подобным, но что было делать? Если не ты врага, то он тебя…

      Правда, у немца уже не было той прыти, как в начале войны. Это он тогда пер, словно тот бешеный слон, сметая все на своем пути. И то была поистине психологическая драма. Бойцы, которые в свое время восприняли доктрину о войне на чужой территории, о войне малой кровью как должное, теперь не могли ничего понять. Как же так? Мы же «непобедимая и легендарная», отчего же нас так бьют? Вот и командиры, на которых они еще недавно молились, бегут вместе с ними, рядовыми, да так, что только пятки сверкают. Да и те, что в Кремле, притухли. Ну а что так вдруг? Или слабо что-то придумать?.. И-их! Болтуны вы, болтуны…

      Но теперь время другое. После поражения под Сталинградом, после успешного наступления советских войск на Северном Кавказе, на Верхнем Дону, под Ленинградом, на курском и харьковском направлениях и в Донбассе немец явно сдал. Той спеси, которую он показывал вначале, уже