Капитан Невельской. Николай Павлович Задорнов

что где-то что-то замышлялось, что скоро будут большие перемены. Слыхал и он про восстание народа во Франции; люди там истребляли помещиков – так однажды рассказывал двум мичманам, захлебываясь, молоденький юнкер, когда стояли в Англии. Видно, он узнал про это… И знал Конев, что за эти разговоры капитан и Казакевич могут расстрелять, но сами ведут их потихоньку. Кто враги, кого бояться – Конев толком не знал, но знал одно: что люди в других странах живут без помещиков и что не худо бы все пензенские деревни из-под гнилой соломы и из-под барина вывести на сибирские земли, в кедровые леса… Он был из тех людей, которые всегда видят вокруг тайны, опасности. Он знал, что жгут помещичьи усадьбы недаром и что капитан такие речи ведет не зря. Капитан хороший, но тоже рыло в пуху, чего-то бунтует.

      И, как нарочно, Коневу приходилось в жизни встречать таких людей и слышать разные разговоры, которые подтверждали существование чего-то неизвестного, даже на том корабле, где он служил, и это еще сильнее воспаляло его склонный к любознательности ум. Именно поэтому он хотел от всего старого уйти, уйти на Амур, на новое место. Главное, что место было просторное, свободное… А тут какие-то заразы, в этом Охотске. Банщик оказался придирой, таких давно уже не видали…

      Капитан уезжал.

      Последние вещи вынесли, каюта опустела, полки стоят без книг. «Вот тут я жил почти полтора года. – Он постоял, глядя на голые переборки. – Сколько было пережито здесь. На “Байкале”, может быть, в этой каюте, прошли самые счастливые дни моей жизни».

      Он вышел, прикрыл дверь с большой блестящей медной ручкой и быстро поднялся на палубу, где уже выстроился весь экипаж.

      Иван Подобин выступил вперед и поднес капитану подарок: трубку, вырезанную из куска дуба, взятого на Амуре. Капитан заметил, что глаза у многих матросов мутны.

      «Я никогда не оставлю своего “Байкала”, – подумал он, чувствуя, что комок подступает к горлу. – Я лгал им, чтобы успокоить, укрепить, лгал именем царя, знал – поверят… Я пустился на испытанный обман. Как я могу иначе действовать? Разве я смею сказать им, что, быть может, и я и они со мной обречены на гибель? Да нет, это чушь, я сам черт знает что думаю… Но никогда не позабуду своих матросов». Невельского давно волновало то, что ждет его впереди, а теперь к этому прибавлялась еще судьба остающегося здесь экипажа. Он когда-то мечтал, что матросы «Байкала» будут ядром будущего приморского населения Приамурья…

      – Ну, братцы, так помните – жить дружно. Духом не падать. А я буду хлопотать.

      Капитан стал обнимать и целовать всех матросов по очереди. Многие отправляли с ним письма. Он обещал, что если будет в Петербурге, навестит семьи тех, у кого они были в Кронштадте.

      Матросы снесли вещи по трапу и понесли их с Евлампием по отмели.

      Подходя к адмиралтейству, Невельской оглянулся.

      Виден «Байкал» с бортами, усеянными головами матросов. Судно стояло печально, с обледеневшими снастями. И вдруг на нем послышался незнакомый капитану резкий, звонкий голос.