Капитан Невельской. Николай Павлович Задорнов

взглянув строго на Струве.

      Через некоторое время Струве подошел к губернатору. Муравьев с проводниками стоял у якутских лошадей.

      – Как быть? – спросил Струве. – Екатерина Николаевна просит разбить палатку, а по данной мне инструкции в настоящем пункте дневка не предусмотрена.

      – Вы начальник экспедиции и решайте все сами, – ответил Муравьев и дал знак, чтобы якут поднял и показал копыто иноходца… – Не надо позволять ей раскисать, – добавил генерал.

      Возвратившись на бивак, Струве своим тонким голоском твердо объявил Екатерине Николаевне, что в этом пункте не предусмотрено разбивать палатки, поэтому сделать ничего не может.

      И Струве не удержался от удовольствия взглянуть на молодую губернаторшу с чувством превосходства, очень гордясь тем, что перед всеми поставил себя в такое выгодное положение. В то же время этой же самой строгостью и даже своей педантичностью он угождал и губернатору, а губернаторше старался помочь закалиться, привыкнуть к седлу. Он чувствовал себя в этот миг строгим доктором, чья суровость на пользу больному.

      Когда Муравьев возвратился на бивак, Екатерина Николаевна пыталась объяснить, что измучена дорогой, и вдруг, не выдержав, расплакалась.

      Он несколько смутился, но стал уверять, что отдыхать не следует.

      – И нельзя, и не надо. Ты будешь совершенно разбита, я это знаю по собственному опыту… Я тебе желаю добра. Поверь мне, перетерпи первые дни и привыкнешь… Кроме того, – видя, что она очень обижена, добавил он таким же тоном, каким говорил с ней Струве, – я не могу приказать. Ты знаешь, что я вверил Струве командование экспедицией…

      Екатерина Николаевна, вытерев слезы, взглянула на мужа с удивлением. Впервые в жизни она почувствовала себя подчиненной казенному делу. Казалось, вокруг не люди, а ходячие правила… Оставалось сесть на коня и ехать назло всем. И она поехала. «Как несчастны должны быть люди, которые слепо зависят от правил, – думала она. – И разве нельзя сделать исключения?»

      Окружающим казалось, губернаторша смирилась и как будто все шло очень хорошо, но дело испортил сам губернатор. На другой день, поздно вечером, оставшись в палатке наедине со своей супругой, он, желая, видимо, ее утешить, сказал, что, конечно, Струве, если бы захотел, мог поставить палатку…

      После этого Екатерина Николаевна стала холодна с начальником экспедиции.

      …Под обрывом, там, где, роясь в огромных камнях, журчала река, виднелись козы на скалах. Множество уток и гусей носилось в воздухе. Якуты и казаки охотились, слышны были их выстрелы. Муравьев несколько раз приказывал подавать себе ружье.

      Урядник принес убитого олененка.

      Стреноженные кони паслись на лугу, который, как видно, кошен был ежегодно кем-то из ближних жителей, и поэтому свежая трава не перемешивалась со старой, прошлогодней, хотя вокруг не было видно ни жилья, ни дыма.

      За обедом Муравьев сказал Элиз с напускной серьезностью, что один богатый русский князь в Охотске давно ищет случая жениться на знаменитой иностранке.