Каникулы в Лимстоке. Агата Кристи

об анонимных письмах, но мне никогда не приходилось их видеть. Они что, все такие?

      – Не могу сказать, – ответил я. – Для меня это тоже впервые.

      Джоанна захихикала.

      – Похоже, ты был прав, говоря о моей косметике, Джерри. Наверное, они тут решили, что я просто обязана быть распутной женщиной!

      – К тому же, – сказал я, – нужно учесть тот факт, что наш отец был высоким смуглым человеком с длинным худым лицом, а наша матушка – очаровательное маленькое создание, голубоглазое, с прекрасными волосами, и что я похож на отца, а ты – на маму.

      Джоанна задумчиво кивнула.

      – Да, мы ничуть не похожи. Никто и не подумает, что мы брат и сестра.

      – Кто-то и не подумал, – сказал я с чувством.

      Джоанна заявила, что она считает все это просто забавным. Она помахала письмом, держа его осторожно за уголок, и спросила, что мы с этим сделаем.

      – Я полагаю, будет наиболее верным, – предложил я, – сунуть его в огонь, энергично выразив свое отвращение.

      Я подкрепил свои слова действием, и Джоанна зааплодировала.

      – Ты это проделал великолепно, – сказала она. – Тебе просто необходимо пойти на сцену. Какое счастье, что у нас все еще есть огонь, правда?

      – Корзинка для бумаг не была бы столь драматична, – согласился я. – Хотя, конечно, я мог поджечь листок спичкой и понаблюдать, как он медленно сгорает.

      – Когда тебе нужно что-то сжечь, оно ни за что не загорается, – сказала Джоанна. – Оно гаснет. Тебе наверняка пришлось бы чиркать спичку за спичкой.

      Она встала и подошла к окну. Потом, стоя там, вдруг резко обернулась.

      – Удивляюсь, – сказала она, – кто мог написать такое?

      – Вероятно, мы никогда этого не узнаем, – предположил я.

      – Я тоже так думаю. – Она помолчала немного и продолжила: – И тем не менее, не знаю уж почему, мне все это кажется забавным. Видишь ли, я думала, они… я думала, нас здесь полюбят.

      – Так оно и есть, – сказал я. – Просто тут живет какой-то наполовину свихнувшийся тип.

      – Надеюсь, что это так. Фу, гадко!

      Джоанна ушла наружу, на солнышко, а я, закуривая положенную после завтрака сигарету, решил, что сестра права. Это действительно гадко. Кого-то возмутил наш приезд сюда… кого-то возмутила юная, яркая красота Джоанны… кто-то хотел причинить боль. Возможно, лучшим выходом было посмеяться над всем этим.

      Тем утром к нам зашел доктор Гриффитс. Я договорился с ним о еженедельных осмотрах. Мне нравился Оуэн Гриффитс. Он был смуглый, нескладный, с неловкими манерами и мягкими, искусными руками. Говорил он отрывисто и был слегка застенчив:

      – Вы не хуже чувствуете себя сегодня, а? Или это мое воображение, или с утра на вас немножко действует погода.

      – Не то, – сказал я. – Вместе с утренним кофе пришло довольно грубое анонимное письмо, и оно оставило достаточно гадкий привкус во рту.

      Доктор уронил свой портфель на пол. На его тощем, темном лице отразилось возбуждение.

      – Вы хотите сказать, что и вы получили одно из них?

      Я