Временная суета. Сергей Лукьяненко

Корнеев всегда на меня так влияет. – Он мне пятерку уже неделю должен.

      Дубль поднял на меня потрясенный взгляд и прошептал:

      – Я не дубль. Я Володя. Могу пропуск показать, с фотографией и печатью. А пятерку я после обеда занесу…

      Было видно, что здоровяк Почкин пребывает в состоянии близком к шоковому. Я схватился за голову. Потом схватил Володю за плечи, затащил в зал и стал отпаивать чаем с бутербродами – настоящими, из буфета, а не сотворенными магическим образом. Попутно я пообещал ему рассчитать за сегодня все задачи, которые он принес еще неделю назад, а вечером взяться за написание программы для новых.

      Володя медленно приходил в себя. Видимо, еще никто и никогда не принимал его за дубля, так что с непривычки он был расстроен.

      – Заметку в стенгазету напишешь? – неожиданно спросил он. Видимо, отошел.

      – Напишу-напишу! – радостно сказал я. – Про Брута?

      – А что он натворил?

      – Не знаю. Но как-то принято…

      – Нет. Надо про новые плакаты в столовой.

      – Какие плакаты?

      Глаза у Почкина загорелись.

      – Ты еще не видел? Посмотри, – вкрадчиво посоветовал он. – Пойдешь обедать – и посмотри.

      Я пообещал сходить в столовую и посмотреть. Потом пожаловался Володе, какой был ужасный день: вначале меня приняли за дубля, потом я Витькиного дубля принял за Витьку, а под конец Володю за дубля… Язык чесался рассказать про Корнеева и Колесо Фортуны, но я подавил искушение.

      Почкин в ответ ободрил меня рассказом о том, как наши институтские ребята поодиночке сматывались с затеянного месткомом празднования трехсотлетия изобретения волшебной палочки, оставляя вместо себя дублей. Под конец в огромном зале, где проходило торжество, не осталось ни одного человека: только сотня небрежно запрограммированных дублей. Когда наконец ушедшие работать магистры и ученики сообразили, что произошло, то дубли оставались без присмотра уже больше трех часов. К ним отправился Федор Симеонович.

      Вышел он через полчаса, предварительно дематериализовав всех дублей. На лице его блуждала странная улыбка, но о своих наблюдениях он никому никогда не рассказывал, а делу Линейного Счастья начал посвящать еще больше времени, чем раньше.

      История мне правдивой не показалась: во-первых, что такого могли натворить дубли, даже плохо сделанные, а во-вторых, работать больше, чем обычно, Федор Симеонович уже никак не мог.

      Выпроводив Почкина, я наконец-то вернулся к «Алдану». Опасливо включил питание и стал смотреть, как машина тестирует себя.

      Бойко протараторила по бумаге виртуальными литерами пишущая машинка, и «Алдан» ласково заморгал зелеными огоньками.

      Усевшись перед перфоратором, я взял стопку чистых перфокарт, составленную девочками программу и облегченно вздохнул.

      Кончились неприятности с Колесом Фортуны и дублями. Жизнь возвращалась в свою колею.

      Ошибался я в этот момент здорово, как никогда. Но о том, что я ошибаюсь, не знал никто. Даже У-Янус.

      Так уж получилось.

      Глава 2

      Товарищ! Мы