Гарпия с пропеллером. Дарья Донцова

языком.

      И куда было деваться? Схватив микрофон, я понесла чушь:

      – Здравствуй, батыр!

      – Привет, друг!

      – Зачем приехал?

      Тут камера дала общий план, я увидела у юрты несколько женских фигур и в порыве вдохновения продолжила:

      – Жениться хочу на твоей сестре.

      – Заходи, договоримся.

      Всадники рядом поскакали к юрте. Я обрадовалась. Неужели угадала и дело катит к свадьбе? На всякий случай добавила:

      – Твоя сестрица красавица, я влюблен в нее…

      Хотела было далее развить тему, но тут вдруг один из всадников резко взмахнул рукой, и откуда ни возьмись появилась целая армия людей на коротконогих конях. Началась битва, в разные стороны полетели отрубленные головы, полились реки крови. В полном ужасе уставившись на смертоубийство, я обреченно пробормотала:

      – Не договорились о калыме за невесту, из-за этого и возникла великая битва.

      От позора меня спасли два обстоятельства. Во-первых, генерал и его гости сильно поддали, и им, очевидно, было все равно, что показывают. А во-вторых, киномеханик, сержант лет сорока, засмеялся, и тут же сеанс прервался.

      – Что случилось, Сергей? – спросил генерал.

      – Ща, Петр Иванович, налажу! – крикнул механик. – Копию плохую прислали, пленка рвется, зараза.

      Потом сержант повернулся ко мне и подмигнул:

      – Значитца, так, главное, не тушуйся, Петр Иванович минут через пять заснет, он, когда на грудь примет, всегда кемарит. Только он захрапит, остальные разбредутся, оно и правильно, смотреть эту нудятину невозможно, нет бы чего хорошего заказал, так подавай ему войну обязательно. На всякий случай запомни: ни о какой свадьбе тут и речи нет, сплошная драка. Тот, который в синем халате, – плохой, в красном – хороший.

      И он снова включил аппарат. Очевидно, Сергей хорошо знал Петра Ивановича, потому что вышло, как он обещал. Спустя полтора часа генерала разбудили. Он открыл красные мутные глаза и спросил у меня:

      – Тебе чего?

      – Я переводчица, распишитесь, пожалуйста, в наряде.

      – А, – протянул генерал, – давай, конечно, молодец, хорошо все объяснила, одно не понял, кто из них за красных, а кто за белых дрался!

      – Тот, который в синем халате, самый главный белогвардеец, а в красном – наш, чапаевец, – нашлась я.

      На следующий день Маркин, притормозив около моего стола, заявил:

      – Молодец, Васильева. Петр Иванович очень тобой доволен остался, говорит, три раза до этого фильм смотрел и ничегошеньки не понял, а ты все отлично перетолковала. А ведь кривлялась: «Не знаю ангольский!» Теперь, если кто из Анголы приедет, только тебя отправлю.

      С гордо поднятой головой Маркин удалился, а я осталась сидеть с раскрытым ртом. Все оставшиеся месяцы до увольнения я в ужасе вздрагивала, боясь, что меня и впрямь приставят к ангольцам, которые в те годы считались нашими братьями по оружию.

      Придя от этих воспоминаний в хорошее расположение духа, я дошла до уродливой пятиэтажки,