Метро. Трилогия под одной обложкой. Дмитрий Глуховский

с Хантером голосов, больше не слышно ни одного звука.

      – Не имеет значения, – Хантер твердо посмотрел ему в глаза. – Ты не должен об этом беспокоиться. – Нагнувшись, он поднял с пола свой баул, в котором лежал чуть дымящийся армейский ручной пулемет. Лент с патронами почти не оставалось.

      Охотник двинулся вперед, и Артему оставалось только догонять. Оглядываясь по сторонам, он увидел кое-что, чего раньше не замечал. С мостика, на котором он стоял, когда зачитывали приговор, свисали над путями несколько темных фигур.

      Хантер молчал, широко вышагивая, словно забыв о том, что Артем еле передвигается. Как тот ни старался, расстояние между ними все увеличивалось, и Артем испугался, что Охотник так и уйдет, бросив его на этой страшной станции, весь пол которой залит скользкой, теплой еще кровью, а население состоит из одних мертвецов. «Неужели я того стою, – думал Артем, – неужели моя жизнь весит столько же, сколько все их жизни, вместе взятые?» Нет, он был рад спасению. Но все эти люди, сваленные сейчас беспорядочно, как мешки с тряпьем, на гранит платформы, друг на друга, на рельсы, оставленные навечно в той позе, в которой нашли их пули Хантера, – они умерли, чтобы он мог жить? Хантер с такой легкостью совершил этот обмен, как жертвуют в шахматах несколько мелких фигур, чтобы сберечь крупную… Он ведь просто игрок, а метро – это его шахматная доска, и все фигуры – его, потому что он играет сам с собой. Но вот вопрос: такая ли крупная, важная фигура Артем, чтобы ради него умертвить стольких? Отныне эта вытекшая на холодный гранит кровь, наверное, будет пульсировать в его жилах – он словно выпил ее, отнял у других, чтобы продолжить свое существование. Теперь ему больше никогда не удастся согреться…

      Артем через силу побежал вперед, чтобы нагнать Хантера и спросить, сможет ли он еще когда-нибудь согреться или у любого, самого жаркого костра ему будет так же холодно и тоскливо, как в зимнюю студеную ночь на заброшенном полустанке.

      Но Хантер был все так же далеко впереди, и, может, потому Артему не удавалось догнать его, что тот опустился на четвереньки и мчался по туннелю с проворством какого-то животного. Его движения казались Артему неприятно похожими на движения… собаки? Нет, крысы… Боже…

      – Вы – крыса? – вырвалась у Артема страшная догадка, и он сам испугался того, что сказал.

      – Нет, – донеслось в ответ. – Это ты крыса. Ты – крыса! Трусливая крыса!

      – Трусливая крыса! – презрительно повторил кто-то чуть не над самым ухом и смачно харкнул.

      Артем потряс головой и тут же пожалел о том, что это сделал. До этого нывшая тупой болью, от резкого движения она просто взорвалась. Потеряв контроль над своим телом, он начал заваливаться вперед, пока не уперся саднящим лбом в прохладное железо. Поверхность была ребристой и неприятно давила на кость, но остужала воспаленную плоть, и Артем замер в этой позе на некоторое время, не в силах решиться ни на что более. Отдышавшись, он осторожно попробовал приоткрыть левый глаз.

      Он сидел на полу, уткнувшись лбом в решетку, уходящую вверх до потолка и забиравшую