День, когда мы будем вместе. Юрий Никитин

поначалу туда-сюда бровями, а затем поинтересовавшись деловито, спал ли пан Гжегош с обеими или только с Лидией? Стоило же мне раздраженно ответить незнанием, как он довершил атаку хуком слева – мол, а относительно себя вы, надеюсь, лучше информированы? Я едва не влепил ему прямым в лоб, но сдержался и после отменного глотка из Джонни IV сказал: только с Лидией. Странное дело, но мне показалось, что он даже повеселел от этой новости, будто в свое время был приставлен к Агнешке со спецзаданием – следить за сохранностью ее девственности. Пан Гжегош, если уж на то пошло (я знал это с его слов, и ему можно было верить), тоже, кстати, не потревожил вышеупомянутой…

      Я и тогда, и позже часто задавал своим и с п о л н и т е л я м вопрос, зачем им нужно так глубоко погружаться в самую пучину моих воспоминаний, пытаясь достигнуть дна там, где его нет. Ответа мне не было. Новые мои приятели ссылались на метод, который предусматривал именно глубинное исследование именно мелочей, потому что именно из них сотворялись ф о р м ы или материнские плато, в которые помещалась выуженная из временного пространства заявленная субстанция. Я ничего не понимал и ничему не верил. Те, кто не может объяснить суть явления, не прибегая к такому дурацкому слову, как «субстанция», априори не заслуживают доверия (а те, кто всуе употребляет не менее дурацкое слово «априори», разве заслуживают, спрашивал я себя).

      После обеда мы с Антипом Илларионовичем поехали на море – попляжиться. Мой компаньон, хотя и был похож на мягкую игрушку, но фигуру имел складную, а красотой загара потягался бы с тремя молодыми людьми, которые стоя беседовали, то и дело меняя позы. Как выяснилось, это были стриптизеры. Мы расположились неподалеку от них, и вскоре привлекли их внимание. Строго говоря, внимание привлек я, но обратились они к Деревянко, и минут пять о чем-то с ним оживленно т о л к о в а л и (видимо, от английского talk), поглядывая в мою сторону. Антиб-б подошел ко мне, сияя, как только что начищенная ручка на двери корабельного гальюна.

      – Поздравляю вас, Тимофей Бенедиктович! – сказал он, едва сдерживаясь от смеха. – Вы приглашены для выступлений в самом модном мужском стрип-зале столицы болгарского Причерноморья. Сто евро за четверть часа.

      – А проститутки сколько берут? – поинтересовался я, оглядывая молодцов.

      – Столько же, но за час, – ответил охальник, надувая щеки, чтобы не расхохотаться. – У вас явное преимущество, и насколько я понял, дело в том, что в этом сезоне клиентки требуют мужчин солидных, в возрасте, убеленных сединой, и при том, разумеется, с фигурой. А где таких возьмешь, кроме вас? Сто евро – это почти двести левов, а на двести левов можно не одного большого Джонни купить. Только надо слегка подзагореть, а там намажут вас специальным маслом, и пойдете сводить с ума бабушек с внучками. Я уже все устроил: и прикид, и транспорт, и стол, и чаевые, а они, говорят, иногда превышают гонорар раза в три-четыре. Дебют – через два дня. Мои комиссионные – двадцать пять процентов.

      – Как