Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ. Андрей Бронников

отсоединяла петлю металлического тросика прибора от запаски, и плюхнулся в сугроб.

      Счастье переполняло меня. Я не торопился вставать со снега и, улыбаясь во весь рот, глядел в небо влюбленным взглядом. Ветра не было, оба купола, основной и запасной, лежали рядом со мной.

      Громкое тарахтенье заставило меня поднять голову. Ко мне, вздымая тучи снега, мчались аэросани. Не доезжая десятка метров, они резко остановились, дверь распахнулась, и ко мне, увязая в глубоком снегу, бежал инструктор. Лицо его было белым, под стать снегу. На ходу он кричал:

      – Ты как? Ты что?

      Я поднялся на колени и бодро, с дурацкой улыбкой отрапортовал:

      – Нормально!

      Инструктор вздохнул, лицо его приобрело обычный цвет, и он молча принялся вместе со мной собирать купола. Потом помог взобраться в салон авиасаней, и мы помчались к деревянному зданию аэроклуба. «Повезло-то как!» – думал я и был прав, но речь должна была идти совсем о другом везении.

      Не дожидаясь остальных парашютистов, инструктора взялись за разборки. Они вскрывали один за другим подготовленные к третьему прыжку парашюты. Купола, как замершее на морозе постиранное белье, не желали расправляться.

      Тут выяснилось следующее: мои друзья-парашютисты взяли те парашюты, которые мы укладывали еще в авиаклубе в городе, а мне достался один из тех, что пролежали на здешнем холодном складе на морозе целую неделю. Это притом, что укладка происходила едва ли не при плюсовой температуре. За это время сырые купола просто-напросто замерзли.

      Я покинул самолет седьмым по счету, а приземлился первым – мой смерзшийся парашют просто не желал раскрываться. Пока я падал вниз, бедные инструктора следили за моим падением, вероятно, гадая, успеет купол раскрыться или нет. Повезло. Раскрылся, но я ничего этого даже не заметил и, соответственно, не испугался. Даже полное осознание происшедшего пришло ко мне много лет спустя.

      Зато на укладке мне делать было нечего. Мой второй парашют был вполне годен для прыжка, а вот всем остальным пришлось свои купола переукладывать после тщательной просушки.

      Глава 7. Карантин. Прыжки

      За месяц службы мы уже привыкли к строгому распорядку, постепенно научились «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы». Кроме того, приспособились дремать в любой позе, буквально пять минут сна казались колоссальным временем для отдыха.

      Пришло время отрабатывать строевую подготовку в составе взвода, и возникла необходимость в хорошей строевой песне. Мы и до этого пели в строю и делали это неплохо. Кроме наших талантливых запевал братьев-близнецов Саши и Сергея Лавровых, были другие поющие – Витя Грузд очень хорошо пел и играл на гитаре, еще и Андрей Дорохов, Коля Макагонов.

      Уж не знаю почему, но нашей визитной карточкой в строю на все четыре года стала песня о Севастополе. «Ты лети, крылатый ветер, над морями, над землей. Расскажи ты всем на свете про любимый город мой», – чистыми тенорами начинали Лавровы, а затем все дружно