Последний приют призрака. Елена Хабарова

и так была для нее центром Вселенной! Женя обожала и ее, и Василия Васильевича, но вот что странно – ни разу не назвала их мамой и папой, а звала Лялей и Васем. В Лялю она перекрестила Ольгу, а имя «Вася», видимо, казалось ей недостаточно мужественным, так что теперь приемный отец звался лаконично и весомо: Вась. Каким образом постигла Женя, что эти люди – не ее родители, неведомо, однако она вообще была девочка непростая, порою даже странная. Как вспомнишь…

      Загадочно, впрочем! Стоит Ольге попытаться вспомнить о Жениных странностях, как на ум приходят только какие-то затуманенные, бессвязные обрывки. Зато как ясно вспоминается их с Василием и Женей прошлогодняя поездка по Волге от Горького до Астрахани на огромном пароходе, и шлюзы, и предрассветная тишь, и шелковая волна огромной реки, и солнечные блики на воде… Как хорошо они жили, как счастливо! Но вот – война! Муж пишет из армии: «Ты знаешь, что я раньше боялся заколоть курицу и даже жалел ее. А теперь немца как увижу убитого – радуюсь, и сам с удовольствием стреляю в фашистов. Вот как меняет жизнь человека! Кончится война, если останусь жив, приеду домой, и все это будет казаться дурным сном…»

      Кончится война! Да когда же она кончится?! Пока что наша армия только отступает.

      …Женя, доселе смирно сидевшая на Ольгиных руках и даже, кажется, придремнувшая, вдруг встрепенулась и так резко дернулась вперед, что Ольга чуть ее не уронила.

      – Что ты, тише, свалишься! – испуганно воскликнула Ольга, однако девочка замерла, неотрывно глядя на «эмку»[18], которая в эту самую минуту вдруг зачихала, задымила мотором – и остановилась прямо напротив них.

      Шофер выскочил, открыл капот, из которого повалил пар, суетливо всплеснул руками, сунулся в багажник, выхватил брезентовое ведерко, завопил:

      – Люди добрые! Где тут воды можно набрать?

      – Вон там колонка, – махнула рукой Ольга. – За углом, метров сто.

      – Метров сто?! – взвизгнул полный мужчина, сидевший на переднем сиденье. – Да мы загоримся!

      И он с проворством, совершенно неожиданным для его корпуленции, буквально вывалился из машины.

      С заднего сиденья из обеих дверец выскочили еще двое мужчин, правда, довольно худощавых, и стремительно отбежали подальше. Однако там остался еще кто-то сидеть.

      Мужчины, оказавшись на приличном расстоянии, вдруг спохватились, обернулись, и толстяк крикнул:

      – Тамара Константиновна! Что же вы сидите?! Выходите скорей, а то машина взорвется!

      Из машины никто не показывался. Может быть, этой женщине плохо стало?!

      Женя резко обернулась и взглянула Ольге прямо в глаза.

      Та растерянно моргнула, потом поставила девочку на тротуар и строго сказала:

      – Стой здесь, слышишь? Ни с места!

      Женя кивнула.

      Ольга подскочила к машине и заглянула в салон.

      На заднем сиденье она увидела молодую женщину с ребенком на руках. Мальчик лет четырех мирно спал, положив

18

«Эмка» – народное название советского автомобиля М1, производившегося на Горьковском автозаводе с 1936 по 1943 г. М1 расшифровывалось как «Молотовский-первый»: в честь председателя Совнаркома В. М. Молотова, имя которого в то время носил завод. Марка «М» присутствовала в обозначениях практически всех легковых автомобилей Горьковского завода до конца 50-х – начала 60-х гг., когда Молотов был смещен с должности.