Корона за холодное серебро. Алекс Маршалл

какой куш у них там на кону. Это отвратительно!

      – Да уж, – отозвался Марото. Мысль, что Пурна, возможно, имеет в виду не только этичность такого пари, немного его покоробила. – Тогда зачем вы последовали за мной сюда? Такой склон не место для… гм… высокородного молодого человека.

      – А! – оживился Пурна, мгновенно переходя от отвращения к воодушевлению. – Дигглби дал мне попользоваться своим ястроглазом, и вон там… к югу от нас… на этом вот хребте сидел такой огромный ящер, грелся на камнях. Мне пришло в голову, что можно на него поохотиться!

      – Огромный ящер? – Потная кожа Марото похолодела. – На этом хребте?

      – С того места, откуда ты полез наверх, казалось, что он прямо за этим – как ты это называешь… уступом? Я имею в виду вон те скалы, чуть подальше… Ай! – Пурна взвизгнул, заметив, что указывает прямо на богуану, ящерицу величиной с лошадь, наблюдающую за ними с каменной полки в каких-то двадцати ярдах.

      Тварь могла оказаться рядом в три прыжка огромных полосатых ног.

      – Вот он!

      – Я вижу, – прошипел Марото, вперяя взор в черные буркалы хищной погибели и даже не оглядываясь на место, где осталась его булава, прислоненная к камню.

      Он знал, где оружие, мог схватить его не глядя, но отдал бы оба мизинца за то, чтобы делать этого не пришлось. Богуаны-самки вырастали больше самцов, они могли вспороть человеку брюхо когтями-крючьями, отравить ядовитыми зубами, но были менее территориальны, так что, может быть, эта зверюга просто изучает чужаков, а когда увидит, что они не…

      – Бе-е-ей! – взвыл Пурна, бросаясь мимо него на богуану.

      Марото не стал тратить дыхание на брань и только отступил вбок, к своему оружию. Как раз когда рука обнаружила отсутствие булавы, глаза ее нашли. Пурна. Дворянчик бежал, держа булаву высоко над головой и пугая существо, напасть на которое не вдруг решились бы и полдюжины опытных охотников. Без умолку он вопил:

      – Ву-у-у!

      Разумнее было бы рвануть со скалы – предоставить животному лакомиться Пурной, а самому сбежать. Но эта булава много значила для Марото. Пурна сокращал дистанцию, изысканные туфли мелькали над камнями с восхитительной скоростью. Богуана зашипела, поднялась на задние ноги, и даже на таком расстоянии от вони из ее пасти у Марото заслезились глаза, пока он подхватывал кусок песчаника размером с дыню.

      Чудище прыгнуло с уступа прямо на несущегося пижона. Марото швырнул камень. Пурна был сбит с ног богуановым когтем, а затем снаряд Марото вонзился в левый глаз хищника с такой силой, что песчаник взорвался тучей рыжей пыли. Голова богуаны поникла от удара, но только на миг; длинная, покрытая черной чешуей морда снова вздернулась, и тварь уставилась на Марото: один глаз блестящий, как прежде, а другой – открытая кровоточащая рана. Сжались когти, и Пурна застонал, когда лапа ящерицы с одинаковой легкостью разодрала и одежду, и кожу. Марото понадеялся, что идиот-дворянчик проживет достаточно долго, чтобы сам он успел убить чудовище, а после насладился сбрасыванием Пурны с обрыва.

      Камень