Утренняя звезда. Пирс Браун

что его сшили из куска старой, потрескавшейся кожи. Сейчас ему должен быть сорок один год, но выглядит он старше. Как будто немного одичал. На поясе кобура с рельсотроном, на черной военной куртке вышит топор – чуть выше того места, где когда-то была нашивка со знаком Сообщества. Нашивку отпороли, перевернули так, чтобы алый цвет оказался наверху пирамиды, а золотой – в основании, и пришили обратно.

      Он сражается на войне.

      Рядом с ним сидит моя мать. Инсульт превратил ее в согбенное, дряхлое существо. Сколько раз я представлял себе, как над ней с клещами в руке стоит Шакал? Все это время она была в безопасности. Узловатые пальцы уже не так ловко, как раньше, управляются с иголкой и ниткой, она штопает рваные носки. Старость и болезни делают свое дело, но тело обманчиво, внутри она по-прежнему сильна. Внутри она выше любого золотого, сильнее любого черного.

      Смотрю, как мать сосредоточенно занимается своим делом. Впитываю ее ровное дыхание. Больше всего на свете мне хочется защитить ее, исцелить, дать то, чего у нее никогда не было. Я так ее люблю, что не знаю, как сказать об этом. Не знаю, что сделать, чтобы она почувствовала всю силу моей любви.

      – Мама… – шепчу я.

      Они смотрят на меня. Нэрол замирает на стуле. Мама накрывает его ладонь своей, медленно встает, осторожно подходит к кровати и тихо шепчет:

      – Здравствуй, малыш!

      Она склоняется надо мной, из глаз льется безграничная любовь. Моя ладонь больше ее головы, но я нежно прикасаюсь к маминому лицу, чтобы убедиться в ее реальности. Провожу кончиками пальцев по гусиным лапкам около глаз, по седым волосам у висков. В детстве я любил отца сильнее, чем маму. Иногда она била меня. Иногда плакала в одиночестве, но делала вид, что все в порядке. Сейчас же мне больше всего на свете хочется послушать, как она напевает себе под нос, стоя у плиты. Мечтаю о тихих домашних вечерах. Но как повернуть время вспять?

      – Прости меня… – слышу я свой голос. – Мне так жаль…

      Мама целует меня в лоб и прижимает мою голову к своей. От нее пахнет ржавчиной, по́том и маслом. Пахнет домом. Она говорит мне, что я ее сын, что мне не за что просить у нее прощения. Я в безопасности, меня любят. Здесь вся моя семья. Киран, Лианна, их дети. Им не терпится увидеть меня. Меня трясет от рыданий, я не в силах остановиться, из моего сердца извергается вся боль одиночества. Слезы – сокровенный язык, они выражают больше, нежели обычные слова. Мать еще раз целует меня в лоб, и я откидываюсь на подушки, совершенно обессиленный. Нэрол встает рядом с ней и кладет ладонь мне на плечо.

      – Нэрол…

      – Привет, маленький засранец! – грубо говорит он. – Истинный сын своего отца, да, парень?

      – Я думал, ты умер…

      – Не-а, смерть меня пожевала, но не проглотила. Выплюнула мою окровавленную задницу и отпустила. Сказала, что ей нужны наемники, надо грохнуть кое-кого да еще родственничка одного спасти. – Он улыбается мне, и старый шрам на его губах соединяется с двумя новыми.

      – Мы долго ждали, пока ты очнешься, – говорит мама. – Челнок привез тебя два дня назад.

      В