Нада. Генри Хаггард

принести показать его труп, согласно обычаю, по которому он лично должен был убедиться в его смерти.

      Я склонился перед ним до земли и с тяжелым сердцем пошел исполнять его приказание.

      Но приходилось покориться, зная непреклонность Чеки, не допускавшего неповиновения.

      Я отправился в Эмпозени – местопребывание царских жен, и объявил приказание царя стоявшей у входа страже. Воины подняли свои копья и пропустили меня, я вошел в шалаш Балеки. В нем находились и другие царские жены, но при виде меня женщины встали и ушли; закон не позволял им оставаться в моем присутствии. Таким образом я остался наедине с сестрой. Несколько минут Балека лежала молча, по волнению ее груди я заметил, однако, что она плачет.

      – Потерпи, милая! – сказал я, наконец. – Скоро страдания твои кончатся!

      – О, нет, – ответила она, поднимал голову, – только начнутся. О, жестокий человек! Я знаю, зачем ты пришел: умертвить моего будущего младенца!

      – Ты знаешь сама – такова воля царя!

      – А! Воля царя! А что мне до воли царя? Разве я сама не имею голоса в этом?

      – Да ведь это ребенок царя!

      – Это ребенок царя – правда, но разве он также и не мой ребенок? Неужели мое дитя должно быть оторвано от моей груди и задушено, и кем же? Тобою, Мопо! Не я ли бежала с тобой, спасая тебя от злобы нашего народа и мести отцовской? Знаешь ли ты, что два месяца тому назад царь разгневался на тебя, когда заболел, и наверное умертвил бы тебя, если бы я не заступилась и не напомнила ему клятвы? И вот как ты отплачиваешь мне! Ты приходишь убить мое дитя, моего первенца!

      – Я исполняю приказание царя! – отвечал я угрюмо, но сердце мое разрывалось на части.

      Балека больше ничего не сказала, но, отвернувшись лицом к стене, горько плакала и стонала. Тем временем я услыхал шорох у входа в шалаш, и свет в дверях заслонила входящая фигура. Вошла женщина. Я обернулся посмотреть на нее и сразу упал, кланяясь до земли. Передо мной стояла Унанда, мать царя, по прозванию Мать Небес, – та самая женщина, которой моя мать отказалась дать молока.

      – Здравствуй, Мать Небес! – приветствовал я ее.

      – Здравствуй, Мопо, – отвечала она. – Скажи, почему плачет Балека? Оттого ли, что она мучается родами?

      – Спроси ее сама, великая Мать Вождя! – сказал я.

      Тогда Балека заговорила прерывающимся голосом:

      – Я плачу, царица Мать, потому, что этот человек, брат мой, пришел от того, кто мой господин, от твоего сына, чтобы умертвить моего будущего ребенка. О, Мать Небес, ты сама кормила грудью, заступись за меня! Твоего сына не убили при рождении!

      – Кто знает, Балека? Может быть, было бы и лучше, если бы и его убили! грустно сказала Унанда. – Тогда бы многие из тех, кто теперь уже мертв, были бы живы!

      – Но, по крайней мере, ребенком он был добр и ласков, и ты могла любить его. Мать зулусов!

      – Никогда, Балека! Ребенком он кусал мне грудь и рвал мои волосы. Каков человек – таков был и ребенок!

      – Да! Но ребенок его мог быть не таким. Мать Небес! Подумай, у тебя нет внука, который будет