Далекий край. Николай Павлович Задорнов

О-до-до…

      Кок-ку… Кок-ку… – на разные лады кричат птицы.

      На острове весь лес в белых шляпках; в белом цвету кряжистые синествольные черемухи, яблони, рябина, краснотал…

      Ветер шумит листвой великанов ильмов, ясеней, тополей и голубыми пятнами падает на воду.

      Под красным глинистым боком острова, у белоснежных песков, ондинские гольды едут в лодках, толкаясь шестами о дно.

      На пойме зеленеет высокий вейник. Шесты мягко уходят в илистое дно. В бурю волны, ударяясь об остров, обваливают здесь пласт за пластом. А сегодня тихо-тихо. Вода заманчиво серебрится на солнце, и запаленных парней от ее вида томит жажда.

      – Я помню, раньше этот остров был большой, – кивает Ла на пойменный луг, – теперь его наполовину смыло…

      – Тут раньше гнезда птичьи были, – пищит Уленда, – жили земляные ласточки, кулики яички клали. Я такую вкусную яичницу всегда тут ел!

      – Ты, наверно, всех куликов на этом острове съел, – отвечал Ла. – Сам съел куликов и теперь горюешь!

      – Я помню время, когда на большой горе пятьдесят соболей жило. Где у нас кладбище, там мой дед в пеньке двух соболей поймал. Вот как в старое время люди хорошо жили. У-ух! Холода и голода не боялись; пока терпели, то не жаловались, – тараторил дед Падека.

      Ла отводит свою лодку от кручи. Полуголые, черные от загара парни, всем телом наваливаясь на шесты, с трудом преодолевают стремительное течение. Перекат грохочет. Слышно, как течение катит по дну камни.

      Наконец песчаный мыс обойден. Тут небольшое расстояние, можно бы пройти бечевой на собаках.

      Но навстречу из-за тальников плывет под парусом громоздкая лодка. Двое парней и две девки скрипят четырьмя лопатами-веслами. Худой чернобровый старик с подслеповатыми глазами и с ганзой во рту сидит у правила. Усы у него прокурены дожелта, щеки ввалились черными ямами, а скулы торчат острыми углами…

      Глиняные кувшины с аракой, мешок проса и связка табаку, прикрытые камышовыми циновками, виднеются за гребцами, между мачтой и кормой.

      – Батьго фу-у-у, – приветствует встречных Ла.

      – Батьго, – кивает шляпой старик и подает гребцам знак поднять весла.

      Парус спускают и сворачивают. Лодки сближаются и останавливаются под ивами, уткнувшись носами в глинистый берег.

      Ла хватается руками за нависший над головой ствол и подводит свою корму поближе к лодке старика. Это Дохсо из рода Самаров, с верховьев реки Горюна.

      Ла обнимает его за шею и целует в обе щеки. Удога и Пыжу лезут на корму, стоя на коленях, тянутся к старику и тоже целуют его. Дохсо достает табакерку, вертит табачные листья вокруг большого пальца, набивает трубку, раскуривает ее и передает Ла.

      – Издалека ли? – заводит беседу Дохсо.

      – В Мылки на лов калуги поехали. Маленькую калужку по дороге поймали. Сзади ее ведут… Ну а что новенького в Кондоне?

      В стойбище Кондон, где живет Дохсо, ондинцам все приходятся родственниками, поэтому Ла с большим вниманием слушает рассказы старика. Шаман Бедзе, по словам