Лучшие новеллы (сборник). Ги де Мопассан

говорил:

      – Только вам, господин Жан Варен, я уступлю эту вещь за тысячу франков; ровно столько я сам за нее дал. Для всех прочих цена будет тысяча пятьсот; но я особенно дорожу покупателями из мира художников и писателей, и для них у меня особые цены. Они все у меня покупают, господин Варен. Вчера господин Бюснах купил большой старинный кубок. На днях я продал пару подсвечников в этом роде – не правда ли, как они хороши? – господину Александру Дюма. Знаете, если бы эту вещицу, которую вы держите в руках, увидел господин Золя, то она была бы уже продана, господин Варен!

      Писатель колебался в нерешительности: вещь его соблазняла, но он думал о цене; на взгляды окружающих он не обращал никакого внимания, словно был один в пустыне.

      Она вошла в магазин, трепеща, глядя на писателя с неприличной пристальностью и даже не спрашивая себя, красив ли он, молод ли, изящен ли. Это был Жан Варен, сам Жан Варен!

      После долгой борьбы и скорбной нерешительности он поставил фигуру обратно на стол.

      – Нет, это чересчур дорого, – сказал он.

      Торговец удвоил свое красноречие:

      – Вы говорите дорого, господин Жан Варен? Да за это не жалко две тысячи выложить, как одно су.

      Писатель, не отрывая взгляда от урода с эмалевыми глазами, печально возразил:

      – Я не говорю, что вещь не стоит этих денег, но для меня это дорого.

      Тут, охваченная вдруг безумной смелостью, она выступила вперед:

      – А сколько вы возьмете с меня за этого человечка?

      Торговец с удивлением ответил:

      – Тысячу пятьсот франков, сударыня.

      – Я беру его.

      Писатель, до этого даже не заметивший ее, вдруг обернулся. Прищурив глаза, он окинул ее с головы до ног взглядом наблюдателя, а потом в качестве знатока оценил ее во всех подробностях.

      Возбужденная, загоревшаяся внезапно вспыхнувшим пламенем, до тех пор дремавшим в ней, она была очаровательна. Да к тому же женщина, покупающая мимоходом вещицу за полторы тысячи франков, не первая встречная.

      Вдруг она ощутила порыв восхитительной совестливости и, обернувшись к нему, сказала дрожащим голосом:

      – Простите, сударь, я, должно быть, чересчур поспешила, вы, быть может, еще не сказали последнего слова.

      Он поклонился:

      – Я сказал его, сударыня.

      Но она взволнованно отвечала:

      – Словом, сударь, если сегодня или позже вам захочется изменить решение, то эта вещица принадлежит вам. Я только потому ее и купила, что она вам понравилась.

      Он улыбнулся, явно польщенный.

      – Откуда же вы меня знаете? – спросил он.

      Тогда она заговорила о своем преклонении перед ним, назвала его произведения, стала даже красноречивой.

      Чтобы удобнее было разговаривать, он облокотился на какой-то шкафик и, пронизывая ее острым взглядом, старался понять, что она собой представляет.

      Время от времени владелец магазина, обрадованный этой живой рекламой, кричал