Если нет. Дмитрий Быков

ь, доколе, – удел гадалок),

      Я повадился ездить на Кипр и Крит

      И нашел наконец для себя аналог.

      На такой-то остров я и похож.

      Богатей-турист надо мною лыбится.

      Не стремятся ко мне ни старцы,

      ни молодежь:

      Для одних я не Ницца, другим не Ибица.

      Для экстрима я мало пригоден, не обессудь:

      Ни волны высокой, ни мыса острого.

      Но зато я остров, и весь мой путь —

      Это путь полуострова в статус острова.

      Я знавал в античности лучшие времена,

      Поставщик олив, бирюзы и камфоры,

      И хоть нынешним не испить моего вина,

      По всему побережью – правильно —

      амфоры.

      На границах моих прихотливо размещены

      Маяки, форпосты и виллы сонные.

      Я годился и для совета, и для войны,

      А в свободное время – для философии.

      Но философов больше нет,

      как эльфов и фей,

      И укрыт маяк волнами солеными,

      Одиссей уплыл, одряхлел Эвмей,

      Афродиты забыты вместе с Солонами:

      Теперь я гожусь для раскопок —

      копай,

      владей! —

      Караоке «Орфей» для новых людей

      И дешевых отелей с полпансионами.

      Приезжают чужие большой толпой,

      Веселятся громко, едят наваристо,

      Но глядят с беспричинной злобой,

      слепой, тупой,

      И ничто на острове им не нравится.

      И хоть им улыбаются до ушей

      Обитатели кроткой моей обители,

      Они так глядят на прислугу и торгашей,

      Словно именно здесь их навек обидели.

      Они так презирают море и пляж,

      Словно счастливы были на лютом холоде,

      Никогда не скажут спасибо,

      чего ни дашь, —

      Им вообще непонятно, что вы тут ходите.

      Они любят, когда их не ставишь в грош,

      А привет считают признаком слабости.

      Им противны и шум прибоя,

      и пальмы дрожь,

      И сухое тепло, и местные сладости.

      Беспросветные люди, скручены злом,

      Холодами, порогами и помехами,

      Вы едва ли оцените бухты моей излом,

      Но спасибо и вам за то, что приехали.

      Искорежены, согнуты в холодах,

      Никому не нужны в угрюмых своих трудах,

      Голосите, плюйтесь, случки завязывайте,

      Поносите вслух дружелюбных шлюх,

      Посылайте нах разноцветных птах,

      Маслянистым кремом носы обмазывайте,

      Позволяйте связкам своим все звуки,

      помимо «ах»,

      Вообще ни в чем себе не отказывайте.

      «В начале ноября, в подземном переходе…»

      В начале ноября, в подземном переходе,

      При отвратительной погоде,

      Старуха на аккордеоне

      Играет «Брызги шампанского» и поет,

      Подземный пешеход ей неохотно подает,

      И я не знаю, лучше или хуже

      От этой музыки среди рванья и стужи

      Становится подземный переход.

      Она играет час, три, четыре

      И комкает забытые слова.

      Я думаю, что роль искусства в мире

      Примерно такова.

      В разоре, холоде, позоре

      К чему возвышенные зовы?

      Цветы, растущие на зоне,

      Не служат украшеньем зоны.

      Ах, может, если бы не музыка,

      Не Ариосто, не Басё —

      Господь давно б набрался мужества

      И уничтожил это всё.

      Искусство не сводится к скудным схимам,

      Не костенеет под властью схем

      И делает мир чуть более выносимым,

      А если вглядеться – невыносимым совсем.

      От Матфея

      Где вас трое во имени моем,

      Там и я с вами.

      Мало ли что можно делать втроем —

      Знаете сами!

      Втроем наливать,

      Втроем выпивать,

      Сначала любиться, а после ревновать,

      Двое крещеных, а один жид,

      Двое воруют, а один сторожит.

      Любо, когда двое против одного —

      Честное слово!

      Любо, когда любит, а