Лента Mru. Фантастические повести. Алексей Смирнов

удовлетворил корневые инстинкты и мог теперь поклониться идеологической надстройке. Атаман приоделся в белый халат, который нарочно не стал застегивать, чтобы все могли видеть кобуру, тоже расстегнутую.

      Речь новообращенного атамана тоже ничем не выдавала университетского образования.

      Он был предельно лаконичен.

      – Будешь, стерва, мартышек уестествлять, – объявил он Двоеборову, едва того привели, с порога. И положил наган на стол. – Настругаешь нам смену – глядишь, и пожалеет тебя Советская власть.

      Двоеборов воспринял только последние слова и сказал:

      – Хорошо.

      Атаман немного удивился. Он ожидал иного. У него вырвалось:

      – Ты что, на голову слабый?

      – Не претендую… – пролепетал бывший делопроизводитель.

      Тот заглянул в бумаги и сразу же наткнулся на это бывшее делопроизводительство.

      – Ну да, тебе привычно дела производить, – заметил атаман с той брезгливостью, какую испытывает всякий порядочный кавалерист к бумажному труду.

      Он все еще не избавился от легкого недоумения, однако вопрос был ясен, и рассусоливать не приходилось.

      – Уведите, – махнул атаман.

      У Двоеборова не было времени приготовиться. Его быстро свели в палату с уже полностью обустроенным рабочим местом. Наученные Лебединовым, медики предусмотрительно прикрыли животное простыней, так что требование Двоеборова убрать покров застало их врасплох. По лицу Двоеборова было ясно, что он уже давно обдумал и мысленно пережил все ужасы, какие могли его подстерегать. Сознание довершило преображение, развернув Двоеборова к пропасти, и он теперь думал, что лучше бы ему ринуться туда поскорее, да поглубже; что все помимо пропасти – напрасно и обманчиво. Поэтому предстоящий опыт не явился для него полной неожиданностью, чего-то подобного он ждал и даже хотел. Он не видел надобности в приукрашивании действительности посредством каких-то жалких покрывал; глупо было надеяться обмануть бездну, рисуя в воображении пусть не цветущий луг, но хотя бы ровную, прочную поверхность. Двоеборову вспомнился Дарвин, который допустил принципиальную ошибку в рассуждениях о направленности эволюции. Последняя, по мнению Двоеборова, близилась к завершению. Он догадался: «Это цикл, наподобие смены времен года».

      Один из санитаров что-то почувствовал.

      – Не перестарайся, – буркнул он. – Сонная, сука, да только за ней глаз да глаз нужен.

      Второй, не настолько прозорливый, тупо уставился на товарища. Ему трудно было представить, что кто-то может стараться. Сам он, конечно, потешил бы всласть свое естество, но тем и ограничился – какие старания?

      – Мне совсем раздеться? – глухо спросил Двоеборов.

      Первый санитар пожал плечами:

      – Дело хозяйское.

      Двоеборов перевел взгляд на кровать, с которой приветливо улыбалась крупная обезьяна. Она была распялена, прикручена за руки и за ноги к прутьям. Ей было хорошо, уютно;