Не все клопу масленица. Галина Полынская

зачастила я. – Тут такое вырисовывается! Мне поручили расследование одного крайне интересного дела! Замешана ужасная секта…

      – На работу ходить будешь! – отрезал С. С.

      – Но послушайте же меня! Это расследование наш шанс повторить грандиозный успех репортажа о «Bella Donna»! Неужели вы…

      – У нас номер горит! В следующую пятницу сдавать, а материал еще не весь готов! Твой, между прочим, материал, Сена! На сорок семь, двенадцать и двадцать две строки!

      Я скорбно ковыряла ножиком мерзлый фарш, стараясь не разрыдаться.

      – Впрочем, – продолжил Конякин, видать, как следует, обдумав перспективы моего нового репортажа, – если сможешь писать быстро, буду отпускать тебя после обеда, расследуй на здоровье. Устраивает?

      – Ага… – сдавленно ответила я, кромсая ножом подтаявший фарш. – До свидания.

      – До завтра, Сена.

      Положив трубку на рычаг, я хотела было порыдать, но пора было ставить воду для макарон.

      Вернулись Тая со сладким, и масик тут же ринулся на кухню к своей миске. Пока он шумно утолял жажду, я сняла с него ошейник и передала подошедшей Тае.

      – Сена, ты чего такая архикислая?

      – Меня Конякин с работы не отпустил, – я помешала фарш и накрыла его крышкой, убавив газ.

      – Как так? А… как же… как же мы будем расследовать?!

      – Не кричи, Лаврушу испугаешь. Он выдвинул альтернативу: до обеда я до потери ориентации в пространстве пишу статьи, а после обеда иду расследовать в свое удовольствие.

      – Вот маньяк!

      – Да я сама виновата, – я принялась вяло крошить луковицу, – давно надо было эти статьи дурацкие написать…

      – Сена, за те деньги, что он тебе платит, ты ему вообще ничего не должна!

      – Пока, сожалению, альтернативы нет. Нет, я, конечно, могу уйти жить к Владу на квартиру, а свою сдать, но не уверена, что Влад этому сильно обрадуется.

      Нет, серьезно, жизнь не удалась. Закипела вода.

      – Тай, засыпь макароны, я лук для фарша крошу.

      Подруга с хрустом принялась ломать пучки макарон и пихать их в кастрюльку, при этом у нее было такое выражение лица, будто она ломает шею Конякину.

      – Нет, ну что это такое, в самом-то деле? – она бросила в воду последний пучок. – Я что, одна этой глупой сектанткой заниматься буду?

      Ах, вот оно что, а я уж подумала, что Таечка обо мне распереживалась, а она, как всегда только о собственных ресурсах беспокоится.

      – Не тревожься, – я высыпала лук в фарш и тщательно перемешала, – я буду писать в поте лица, чтоб аж пар из ушей и искры из ноздрей, а потом сразу же, сломя голову, на расследование, так что не волнуйся, не перетрудишься. Я все сделаю и за тебя, и за себя, и за того дядю!

      – Сена, ты меня не так поняла!

      – Я тебя прекрасно поняла! Макароны посоли!

      – Сена…

      – Оставь меня в покое! Я хочу есть, я расстроена, я могу сильно нагрубить! С рукоприкладством!

      Таисья благоразумно замолчала и принялась трясти солонкой над булькающими в кастрюльке макаронами.

      Ужинали