Судьба по пятам за жизнью. Его прошлое. Афсана Мустафаева

ы, которая все еще громко плакала.

      – Прости Итачи-кун, – проговорила длинноволосая женщина. – Твоя мать, кажется, недосмотрела сестренку, поэтому у нее небольшая температура. Я знаю, что ее плач не дает тебе нормально заниматься.

      – Ничего, я понимаю, – смотря на мать, выказал я спокойно.

      Она обратила на меня свои глаза, которые были цвета темного шоколада и слегка улыбнулась.

      – Мам, может надо вызвать врача? – спросил я. – Ей всего лишь полгода, а она почти каждый месяц вот так болеет.

      – Твой отец уже вызвал, – кивнула она и аккуратно взяла сестру на руки.

      Я подошел к матери, и внимательно посмотрел на малышку: темные волосы и глаза, которые она сейчас закрыла из-за слез. На щеках был румянец и скорее всего из-за повышенной температуры.

      Увидев меня, она плача протянула ко мне свои маленькие руки. Непроизвольно улыбнувшись, я сказал матери:

      – Мам, дай ее мне.

      – Хорошо, – склонила она голову.

      Поднявшись на ноги, она аккуратно переложила сестру мне на руки. Ее маленькое тельце было теплым. Я глянул на ее лицо, когда она внезапно перестала плакать.

      – Смотри-ка Итачи-кун, она больше не плачет, – нагнувшись и смотря на нас, она улыбнулась. – Видимо Аки-тян почувствовала, что ее держит старший братик.

      – Мам, если у тебя дела, можешь идти, до прихода врача я сам за ней послежу, – проговорил я, не сводя с ее глаз своего взгляда.

      – Было бы замечательно, только я вас сначала сфотографирую. Можно ведь, Итачи-кун?

      Я поднял голову и согласно кивнул. Через минуту в комнате сестры раздался щелчок, после чего мама покинула комнату.

      Все еще держа сестру на руках, я подошел к окну.

      – Сестренка, смотри, скоро расцветет сакура. Тогда я вынесу тебя в наш сад и покажу первые распустившиеся лепестки, – я улыбнулся ей, когда она неожиданно начала громко смеяться.

      Простояв у окна, еще минут десять, я решил спуститься вниз. Когда вошел в гостиную, обнаружил отца, который сидя на полу у низкого письменного стола занимался каллиграфией. Я забыл, что сегодня суббота, а именно в этот день недели отец около двух часов занимается тем, что сосредоточенно выводит кистью иероглифы.

      Он был в традиционном кимоно, а длинные черные волосы были рассыпаны по его широким плечам. Он всегда садился у открытого окна.

      Однажды я спросил его, зачем он занимается этим каждую неделю, на что получил ответ: «Это помогает мне привести мысли в порядок. А еще, что более важно: занимаясь каллиграфией, выводя аккуратно каждую черточку иероглифа, я обостряю свое внимание и нарабатываю терпение».

      Я очень хорошо знал, что при работе отца эти качества в приоритете, так как он занимал такую высокую должность, как глава отдела расследований в Главном Полицейском Управлении.

      Имя Цею Хаджиме было известно во всем ГПУ еще, когда моему отцу было двадцать четыре года. Тогда он в одиночестве раскрыл дело, над которым долгое время работала целая группа следователей, но не могла никак выйти на след преступника. Его авторитет и уважение в ГПУ с годами только росли.

      Все это я знал из рассказов своего дедушки, который также был детективом, но который уже пять лет, как вышел на пенсию.

      Мой дедушка говорил, что назвал моего отца в честь знаменитого самурая Сайто Хаджиме, который являлся одним из руководителей отряда в Шинсенгуми.

      – Отец, – позвал я.

      – Да, я слушаю, Итачи, – он продолжал вырисовывать иероглифы.

      – Когда именно приедет врач? – задал я вопрос.

      Он не успел ответить, так как зазвонил домашний телефон.

      – Отец, мне поднять? – спросил я.

      – Я сам, – ответил он, и, отложив кисть, медленно встал.

      Неспешной походкой, он направился к телефону. В это время, я подошел к письменному столу и начал разглядывать то, что уже вычертил мой отец: идеальные линии были выведены с особой сосредоточенностью.

      – Что? Кто это говорит? – я резко обернулся, так как впервые слышал, чтобы в голосе отца слышались нотки волнения.

      Мой отец стоял, прижимая телефонную трубку к уху. Я удивился, когда понял, что в раскрытых глазах отца виднелся явный проблеск страха.

      – Отец, в чем дело? – я сделал шаг к нему.

      Он резко положил трубку и громко позвал мать, а затем посмотрел на меня:

      – Итачи, поднимись с Аки к себе в комнату.

      Я с секунду смотрел на него, обдумывая вопросы, которые возникли у меня. Но непререкаемый тон отца говорил мне, что сейчас я не смогу ничего узнать.

      Я повернулся, и уже хотел было уйти, когда неожиданно отец остановил меня:

      – Подожди Итачи, – я обернулся, когда он продолжил: – в моей комнате, в ящике стола, там… там лежит револьвер. Возьми его и держи всегда при