Черепаховый суп. Руслан Галеев

Не потому, что много выпили, а потому что Фрэнк был уже стар, а я здорово вымотан.

      – Скажи-ка мне, Макс, а какого хрена ты решил слезть с самерсенских матрасов?

      – Ну, я получил телеграмму. Я же тебе рассказывал: приходит телеграмма, и мы...

      – Это я понял. Но как они тебя нашли?

      – Пару месяцев назад я засветился. Дал адрес.

      – На хрен? Я знаю Буги и люблю эту занозу почти так же, как тебя. Вы для меня вместо сына и дочки. И мне не доставит радости, если один из вас пришьет другого.

      – Мне тоже, Фрэнки, поверь...

      – А она тебя грохнет, Макс. Она, если захочет, кого угодно грохнет. И сейчас, Макс, она хочет грохнуть тебя. Даже мне не удалось ее переубедить.

      Я медленно, насколько позволял захмелевший организм, поднялся с пола и уставился на клошара.

      – Эта стерва была у тебя?!

      – Неделю назад. Обещала надрать мне задницу, если узнает, что я скрываю от нее твой адрес.

      – И?..

      – Что – и? Уехала с тем же, с чем приехала.

      Меня штормило уже по полной. Я сделал глоток и передал бутылку Фрэнки.

      – Мы в заднице, старая ты перечница, ты даже не представляешь, в какой мы глубокой заднице. Особенно я. Знал бы ты, как я ее боюсь!

      – Макс, она до сих пор убивается по тому парню. Ты переехал ее большу-у-ю любовь. А любовь – самая уродливая обезьяна в этой жизни. Хотя и самая прекрасная. Вернее...

      – Фрэнки...

      – Не перебивай старого человека. Парфюмеры говорят, что самые прекрасные ароматы граничат со зловонием. Это про любовь, Макс. Она настолько уродлива, что кажется нам прекрасной. И наоборот.

      – Ты несешь какой-то романтический бред, Фрэнки. Хотя, может быть, ты и прав. Наверное, потому настоящая, мать ее, любовь никогда не бывает долгой, что это всегда крайность, лезвие, и рано или поздно приходится сваливаться, чтоб не перепилило.

      – То-то и оно, – сказал Фрэнки и сделал большой глоток. А потом повторил: – То-то и оно. Если бы ты дал Буги время, она бы рано или поздно свалилась. Туда или сюда. Но ты поторопился, и бедную девочку просто перепилило пополам. Ты, Макс, разорвал ей сердце. Да-да-а, как бы банально это ни звучало.

      Я забрал у Фрэнки бутылку и снова опустился на пол.

      – Значит, ты тоже считаешь, что я поступил неправильно?

      – Ничего подобного. – Фрэнки так махнул рукой, что чуть не свалился с гамака. – Чертово земное притяжение... О чем я?.. Ах, да. Я как раз считаю, что ты поступил правильно. Просто... Отдай бутылку... Просто «правильно – неправильно» к настоящей любви никакого отношения не имеют. Там есть только данность. Или пустота. У Буги осталась пустота. Ее надо было как-то заполнить. И она заполнила ее тобою. Ты, кстати, сам дал ей повод. Почему ты не пристрелил его хотя бы через год? Ты не самурай ни хрена, Макс.

      – Иди в задницу, Фрэнки. И отдай бутылку. Я сделаю последний глоток и пойду спать.

      – Возьми ключ сам, о’кей?

      – Ладно, лентяй. Какого черта я тебя сюда притащил, если ты ни хрена не делаешь... Эй, кого спрашиваю?!

      Но Фрэнки уже спал.

      Последний глоток не доставил мне удовольствия, и я решил, что банкет пора заканчивать. Махнув гамаку рукой, я взял из стеклянного ящика за стойкой один из ключей и нетвердой походкой покинул домик портье.

      Пока