Зодчие. Александр Волков

больно опустит…»

      Долго горевала Афимья. Мужчины благоразумно молчали. И когда женщина выплакалась, Илья попросил Герасима:

      – Расскажи толком, что тебе обещал Булат.

      – А у Булата, вишь, так получилось, – словоохотливо начал Щуп. – Был у него ученик, да отделился о прошлом годе: свою артель собрал…

      – У Булата тоже есть артель?

      – Он зодчий, а не артельный староста. Не охотник он хлопотать насчет мелких дел. Он заботится лишь о том, чтоб чудесен был вид воздвигаемых им зданий. И как приходит куда, работников сыскивается довольно: всякому лестно потрудиться под началом славного зодчего. Скоро он работу кончит и пойдет на родину. А человек он в годах, и дорожный сопутник ему – опора.

      – Только не такая, как Андрюшка, – усмехнулся Илья.

      – Ого, я сильный, тятя! – выкрикнул Андрюша и, устыдившись, смолк.

      Возглас показал, что выбор жизненного пути им сделан.

      – Решай, мать! – серьезно обратился к Афимье плотник. – Теперь твое слово. Ты сына родила и выкормила, тебе и участь его решать.

      Афимья, хоть и поняла желание сына, все же спросила его дрожащим голосом:

      – Ты-то как думаешь, Андрюшенька? Может, пойдешь в монахи?

      Андрюша, припав к материнской груди, прошептал так тихо, что только одна мать расслышала:

      – Лучше в Великую, в самый падун[20] нырнуть…

      – Что ж, сыночек… – величаво выпрямившись, промолвила Афимья. – От века написано: оперится птенец – и вылетать ему из теплого родительского гнездышка… Благословляю тебя в дальний путь!

      В избе водворилось торжественное молчание. Только Тишка Верховой в углу то краснел, то бледнел и порывался что-то сказать, но так и не осмелился.

      И когда решение было принято, возникли житейские вопросы, от которых не отмахнуться. Первым вспомнил о них рассудительный Егор Дубов.

      – А ты-то как же? – спросил он Илью.

      – Что я? – не понял плотник.

      – Да ведь съест тебя игумен за то, что супротив его воли идешь.

      Илья поник головой, а на лице Афимьи проступил румянец. Но тут вмешался Герасим:

      – Об этом не тревожьтесь. Я все Булату рассказал, и он дело уладит. Он с наместником хорош; ну, и оповестит боярина, что берет паренька из монастырских крестьян учить на зодчего. Москве с руки псковских умельцев переманивать. Пусть тогда игумен наместнику жалуется!

      Мысль о том, что надменный Паисий будет посрамлен, порадовала всех, кроме печальной Афимьи. Но, дав слово, она молчала.

      – Игумен все равно постарается тебя доехать, – сказал Егор. – Ну, да мы, мужики, тебя защитим. Всем селом заступимся, авось не дадим в обиду…

      Решено было тайком собирать Андрюшу, а мальчику продолжать притворяться больным. Герасиму поручалось просить зодчего зайти в село, когда окончится строительство во Пскове.

      Глава VII

      Бегство

      Прошло около месяца. Андрюша изнывал в душной избе, но ему строго-настрого запрещали показываться на улице. Посланец игумена нет-нет,

20

Падун – водопад.