Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза. Андрей Шляхов

так, чтобы она получила ровно десять рублей. Расчет был обставлен по-взрослому (Синельников понимал детей). Он пригласил Таню в свой кабинет, дал расписаться в ведомости и торжественно вручил ей новенькую, приятно хрустящую красно-серую десятирублевку.

      Отец предложил вставить кредитный билет в рамку и повесить на стену – пусть висит на счастье и на память, но мать не согласилась.

      – Деньги должны лежать в банке, а не висеть на стене, – сказала она.

      До банка дело не дошло, деньги истратили на повседневные нужды. Тане же мать купила большую коробку «бормановских»[14] шоколадных конфет. Коробка была жестяной, и Таня сохранила ее на память о своем первом выступлении. Сохранила и повсюду возила с собой как талисман. Складывала в нее свои немногочисленные драгоценности и особенно памятные вещи.

      Чемодан, в котором лежала заветная коробка, у Татьяны украли осенью 1941 года в поезде, шедшем из Москвы во Фрунзе[15]. Воры орудовали на остановках. Высматривали тех, кто выходил из вагонов, и крали их вещи. Пока заметят пропажу да поднимут шум, поезд уже отойдет от станции. Пассажиры, прежде чем выйти, просили соседей приглядывать за их вещами, но дело было рано утром, все соседи спали, и Татьяне было неловко их будить. Она понадеялась на то, что выходит ненадолго, но, вернувшись, не увидела на месте одного из двух своих чемоданов.

      Больше всего было жаль не содержимого коробки, а ее саму. Такое впечатление, будто украли саму память о прошлом.

      Глава третья

      Прямая и ясная перспектива

      Я сегодня с утра весела,

      Улыбаются мне зеркала,

      Олеандры кивают в окно.

      Этот мир восхитителен… Но

      Если б не было в мире зеркал,

      Мир намного скучнее бы стал…

Ирина Одоевцева, «Я сегодня с утра весела…»

      Таня надеялась, что Синельников даст ей новую роль. Она целыми днями пропадала в театре, пыталась как можно чаще попадаться ему на глаза, но Синельников только учтиво раскланивался с ней, как со взрослой, да вскользь осведомлялся о самочувствии. Отец посмеивался (ему нравился энтузиазм дочери) и говорил, что по Высшей воле все случится в предопределенный час. Иначе говоря – уймись, егоза. Какие твои годы? Еще успеешь послужить Мельпомене.

      Еще успеешь… Вкусив настоящего актерства, Татьяна уже не могла терпеливо ждать. Ей хотелось играть сегодня, сейчас, а не когда-то в будущем. Разыгрывание пьес перед зеркалом уже не удовлетворяло ее. Что за скука – все сама да сама и аплодировать некому.

      – Вот пойдешь в гимназию, и вся эта блажь сразу же выветрится, – «успокаивала» мать.

      В гимназию Тане совершенно не хотелось – скучно. К тому же гимназисткам нельзя посещать театры, цирки и прочие увеселительные заведения без разрешения начальства. А уж играть на сцене и подавно нельзя.

      Иван Романович очень любил своих детей. Понимая, что Татьяна бредит сценой, он горел желанием ей помочь и ждал

14

Производства товарищества «Жорж Борман», которое имело фабрики в Санкт-Петербурге и Харькове.

15

Так тогда называлась столица Киргизской ССР, ныне – город Бишкек.