Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза. Андрей Шляхов

театр. Возможно, Иван Романович и вложился бы, но денег у него на это не было.

      – Место тут не бойкое, Петр Харитоныч, – говорил Иван Романович, на правах старого приятеля величавший Струйского его настоящим, полученным при рождении отчеством; на самом деле Петр Петрович Струйский был Петром Харитоновичем Кобзарем. – В этом-то все и дело. Если бы ты, как Таиров[25], «сидел» на Тверском бульваре или где-то поблизости, то публика у тебя была бы другая.

      – Было бы где, так «сел» бы и на Тверском, – еще горше вздыхал Струйский. – Да не было там подходящего дома за сходную цену. И то в долги огромные пришлось влезть. Уж не знаю, когда по кредиту рассчитаюсь…

      По кредиту за Струйского рассчиталась Октябрьская революция, за что Струйский был бы ей крайне признателен, если бы одновременно с долгами не лишился бы и своего театра, национализированного советской властью. Но ему повезло, он остался директором, только театр теперь назывался не театром миниатюр, а районным театром Замоскворецкого Совета рабочих депутатов. Но это уже совсем другая история.

      Таня очень рано начала задумываться о славе. Помимо того, что ей хотелось славы, она еще и пыталась понять, как так получается, что к одним слава приходит, а к другим – нет. Что важнее – талант или случай? Или что-то еще? Почему папаша, такой, вне всякого сомнения, талантливый и очень умный, не достиг ни славы, ни успеха? Ему сорок пять лет (подумать только – целых сорок пять!), а имя его неизвестно широкой публике. Артиста Пельтцера знают лишь немногие. На улице не узнают, бурных оваций не устраивают и на себе по городу не возят…

      Возить «на себе» было в то время одним из высших проявлений зрительской любви к артистам. После спектакля (чаще всего после бенефиса или после премьеры) поклонники выпрягали лошадей из коляски или из саней и везли своего кумира сами от театра до дома или до какого-нибудь ресторана. Без рассказа о том, «как поклонники возили меня», невозможно было представить актерских мемуаров. Ивана Романовича поклонники не возили «на себе» ни разу. В Харькове богатый купец Енуровский, страстный почитатель искусств и друг самого Шаляпина, подарил золотые часы, и можно сказать, что это было самое значительное во всех смыслах выражение зрительской любви.

      – Ну не всем же быть Каратыгиными[26] и Щепкиными![27] – смеялся папаша, нисколько, как тогда казалось Тане, не переживавший по поводу малой своей популярности.

      Таня мечтала стать второй Комиссаржевской[28]. Точнее – стать такой же известной, как великая Вера Федоровна. Таня не собиралась никого копировать. У нее был свой стиль, свой сценический образ – образ возвышенной романтической героини…

      Вы улыбаетесь? На здоровье. Только вспомните, что в 1916 году Татьяне Пельтцер было двенадцать лет.

      Всего двенадцать.

      В частной женской гимназии Любови Федоровны Ржевской, что находилась на Садово-Самотечной, Тане не нравилось. Учителя строгие, одноклассницы воображают о себе невесть что – тоска и уныние.

25

Таиров (Корнблит) Александр Яковлевич (1885–1950) – известный режиссер, основатель и бессменный художественный руководитель московского Камерного театра.

26

Каратыгины: Андрей Васильевич (отец), Петр Андреевич и Василий Андреевич (сыновья) – известные русские актеры XIX века.

27

Щепкин Михаил Семенович (1788–1863) – известный русский актер XIX века, один из основоположников отечественной актерской школы.

28

Комиссаржевская Вера Федоровна (1864–1910) – известная русская актриса начала XX века.