Промельк Беллы. Борис Мессерер

разрозненными предметами мебели, производившую какое-то богемное и вместе с тем радостное впечатление своей эклектичностью и отсутствием какой бы то ни было претенциозности в попытке обрести завершенный стиль. Кроме заполнявшей комнату мебели, состоящей из шкафов, застекленных горок с хрустальными рюмками, кресел и стульев, пространство было разгорожено ширмами, дававшими приют членам семьи – братьям Александру, Азарию и их маме, скромнейшей и мудрейшей Рахили Михайловне Мессерер. Несмотря на кротость нрава, Рахиль могла проявить принципиальность и твердость в достижении поставленной цели. Рахиль Михайловна придавала удивительный уют этому причудливому дому. Ее заботливой рукой предметы мебели были уставлены вазочками, фарфоровыми статуэтками, диковинными безделушками, располагавшимися на специальных скатерках или салфетках.

      На стенах висело множество фотографий, свидетельствовавших о славном театральном прошлом и настоящем членов семьи. Снимки перебивались сегодняшними афишами Большого театра, имевшими реальный сиюминутный смысл и не дававшими посетителю уйти в прошлое.

      “Светелка”, в которой жила Майя, находилась в самом конце коридора, за дверью, ведущей в большую залу. Это было крошечное помещение с одним окном, напоминавшее пенал, в котором помещались только раскладывавшийся диван-кровать, шкаф для одежды и туалетный столик с трельяжем. В эту комнату не полагалось заходить, и все общение происходило в зале, где постоянно толпился народ, весьма разнообразный по своему составу, включавшему в себя других родственников, семейных знакомых, театральных журналистов, музыкантов, фотокорреспондентов, а иногда известных писателей, режиссеров и телевизионщиков. Среди них могли оказаться пианист Эмиль Гилельс, писатели Леонид Леонов, Валентин Катаев, Всеволод Вишневский, Семен Кирсанов, Борис Ласкин, кинорежиссер Роман Кармен, операторы хроники Абрам Хавчин, Василий Катанян. Здесь было интересно находиться, потому что происходил обмен мнениями и новостями, каждый вновь пришедший что-то рассказывал, да и просто – люди, знавшие друг друга, радовались новым встречам. Весь процесс приходов и уходов людей не подчинялся никаким законам и носил совершенно стихийный характер.

      Когда я приходил за билетом на спектакль, в комнате в нервном ожидании уже толпились люди, которым обещали контрамарки на балет с участием Майи. Мне тоже совали в руки бесплатный пропуск без указания места. И я шел по этому пропуску в театр, для чего надо было перейти переулок, обогнуть здание театра и пройти через контроль. Поскольку я, как правило, шел с кем-то из знакомых, имевших точно такой же бесплатный пропуск, мы протискивались в одну из лож бельэтажа и в течение всего действия стояли сзади на цыпочках, вытянув шеи и сопереживая тому, что происходило на сцене.

      Я побывал на всех премьерах Майи Плисецкой, и мне остается только сформулировать свои впечатления в правильной последовательности.

      Помню, как Майя вышла на сцену в “Танце