Промельк Беллы. Борис Мессерер

есть и другие счастливые удачи: сын, многоизвестный художник Борис Мессерер, внук Александр, правнучки и правнуки.

      Хочу еще раз поздравить Анель Судакевич с Днем рождения и завершить мое поздравление стихотворением.

      Прекрасной медленной дорогой

      иду в Алёкино (оно

      зовет себя: Алёкино́),

      и дух мой, мерный и здоровый,

      мне внове, словно не знаком

      и, может быть, не современник

      мне тот, по склону, сквозь репейник,

      в Алёкино за молоком

      бредущий путник. Да туда ли,

      затем ли, ныне ль он идет,

      врисован в луг и небосвод

      для чьей-то думы и печали?

      Я – лишь сейчас, в сей миг, а он —

      всегда: пространства завсегдатай,

      подошвами худых сандалий

      осуществляет ход времен

      вдоль вечности и косогора.

      Приняв на лоб припек огня

      небесного, он от меня

      все дальше и – исчезнет скоро.

      Смотрю вослед своей душе,

      как в сумерках на убыль света,

      отсутствую и брезжу где-то

      то ли еще, то ли уже.

      И, выпроставшись из артерий,

      громоздких пульсов и костей,

      вишу, как стайка новостей,

      в ночи не принятых антенной.

      Мое сознанье растолкав

      и заново его туманя

      дремотной речью, тетя Маня

      протягивает мне стакан

      парной и первобытной влаги.

      Сижу. Смеркается. Дождит.

      Я вновь жива и вновь должник

      вдали белеющей бумаги.

      Старуха рада, что зятья

      убрали сено. Тишь. Беспечность.

      Течет, впадая в бесконечность,

      журчание житья-бытья.

      И снова путник одержимый

      вступает в низкую зарю,

      и вчуже долго я смотрю

      на бег его непостижимый.

      Непоправимо сир и жив,

      он строго шествует куда-то,

      как будто за красу заката

      на нем ответственность лежит.

      Асаф Мессерер

      Мне особенно трудно говорить об отце. Боюсь взять хотя бы минимально неправильную ноту в посвященном его памяти рассказе.

      Отец мой был знаменитый артист балета, ведущий танцовщик Большого театра, можно сказать, звезда, как и тетка Суламифь Михайловна.

      Перед войной произошел развод моих родителей, который я, конечно, очень переживал, однако отношения их все-таки со временем наладились и не перешли во враждебные. Ко мне отец относился с большой нежностью, и у меня сохранились воспоминания о нашей близости, полной его тепла и заботы.

      В нашей семье воспитывался мой двоюродный брат Алик Плисецкий, чьи родители были арестованы в конце 1930-х. Асафа Алик называл уменьшительным именем Асяка, а я, подражая брату, подхватил это имя. С нашей легкой руки так стал звать отца весь Большой театр и все знакомые.

      Мой отец был удивительно скромным человеком. И, добавлю, человеком молчаливым,