Идиллия. Борис Верхоустинский

– голубые и красные; как звенья цепи… А в середине черные точки.

      Однако, холодновато: проклятая хозяйка, вероятно, вместо дров кладет в печку свои сорокалетние мечты. Негодная баба.

      У Валерия похолодел кончик носа, а ноги – как две ледяшки.

      Стал искать носки, – не находит. Не на стуле ли? Нет: юбка, штаны, кофточка, лиф и жилетка, а носки бесследно исчезли.

      – Неужели под кроватью?

      И вдруг взор Валерия останавливается на единственном украшении комнаты – портрете Бакунина в ореховой рамке.

      – О, разбойница… Она их закинула!

      Из-за рамки выглядывает заштопанная пятка носков.

      – Хорошо-с!

      Валерий смотрит на розоватое лицо подруги, на кудряшки темно-русой косы, и думает, что не дурно бы ее поцеловать в эти алые губки или в закрытые глаза с длинными ресницами-стрелками, но Маруся поворачивается во сне спиной к своему другу, и Валерий вспоминает бесповоротное решение.

      – Хорошо-с.

      Он энергично прикладывает подошвы своих ног к теплым ногам подруги, она просыпается.

      Возмущенная, негодующая, разгневанная:

      – Как это глупо!

      – Недостойно мыслящего человека!

      – Ты дурак!

      И говорит голосом, холодным, как подошва Валерия:

      – Издевайся! Издевайся… Я ведь слабее тебя.

      Потом замолкает, смертельно оскорбленная и надменная, как средневековая принцесса.

      Никогда! Никогда она этого ему не простит. Никогда она этого не забудет. Напрасно он ее принимает за какую-то самку, с которой можно все делать. Нет-с, гражданка она… Возьмет сейчас – оденется и уйдет, и ему не видать ее, как своих ушей!

      – Милая! – отчаивается Валерий, – прости: ей-Богу, нечаянно; родненькая, не сердись…

      Но нет, – она нема, как могила.

      Совесть угрызает Валерия: что я наделал! Боже, что я наделал!

      Продолжительное молчание, преисполненное терзаний.

      Валерий хочет сплутовать, он говорит спокойным голосом, словно ничего не случилось:

      – Какая прекрасная статья в последнем номере журнала… Гм! О синдикатах… Удивительная статья!

      Но тщетно: ни звука, ни слова.

      Тогда Валерий начинает задабривать разгневанную гражданку…

      – Маруся, хочешь, я вычищу твои башмаки? Они порыжели.

      Но нет и нет: вырыта яма, зарыто все прошлое, ласковое и сердечное. Валерий представляет себе, как одевается маленькая гражданка, как она уходит, не попрощавшись с ним, и как он становится одиноким:

      «Один! Один! Ужасно ведь это».

      – Не мучай меня, родная, – умоляет он, а коварная подруженька прислушивается, зарывшись кудрявой головой в подушки, и торжествует.

      – «Любит, негодный, любит!»

      Валерий продолжает раскаиваться, и в словах его уже неподдельное горе.

      – Довольно! – решает оскорбленная принцесса, повертывается лицом к печальному Валерию и строго произносит:

      – Дай укушу твое плечо.

      – Милая! – радуется Валерий, мужественно расстегивая ворот рубашки и обнажая плечо, – валяй.

      Грехопадение и искупление греха.

      Острые зубки медленно впиваются в тело. Но сладка эта боль Валерию.

      …Скоро порвется кожа и брызнет красная кровь. Валерий терпеливо ждет, крепко стиснув зубы и с сияющей улыбкой на лице.

      А в Марусе спорят два человека – сердитый и ласковый, – оба живут в ее юном сердечке и вечно ссорятся между собой.

      – А вот и укушу-у-у…

      – Больно ему, не надо… хороший ведь он.

      – А зачем обидел?

      Но ласковый человек вынимает из кармана носовой платок и собирается заплакать.

      – Какая злая! Какая злая… ай-ай-ай, какая злая.

      Белые зубки разжимаются, на плече остается лишь ярко-красный венчик.

      Целуются и хохочут. Толстый кот стремительно выскакивает из-под одеяла, где он спал, – веселая хозяйка дернула его за хвост.

      – Вставай, негодник! Вставай, вороватый кот!

      Кот спускается на пол, вскакивает на стул около стола – и начинает приводить в порядок свой туалет. Лижется-умывается, чистит дымно-серую шубку и белые туфельки, такие округленные, бархатные, но с целой коллекцией острых когтей.

      – А я уже на этого плута подумал, – говорит Валерий про носки, – а потом хотел отплатить тебе, когда увидел.

      – Я тебе отплачу! – смеется маленькая гражданка и кладет голову на грудь Валерия:

      – Рассказывай сказки!

      – Помилуй, родная, пора вставать.

      – Чепуха! Прошу не противоречить. Рассказывай сказки.

      И зажмуривает глаза.

      Что с ней поделаешь?! – Валерий гладит шелковую голову подруги и рассказывает ей сказки.

      – Лес…