Славы жаждут дураки. Андрей Дышев

жизни не заметил.

      Створка тяжелых ворот со скрипом отошла в сторону, и я зашел в темный, пропахший бензином и смазкой цех. Остановившись в какой-то липкой луже, я огляделся. Посреди цеха, на подъемнике, висела допотопная иномарка, с днища которой срывались маслянистые капли и со щелчком падали на дно смотровой ямы. В дальнем углу, под стеллажами с банками и ящиками с инструментами, на замасленном до блеска кресле, положив ноги на стол, сидел парень и с увлечением смотрел по крохотному телевизору какой-то сериал.

      – Эй! – позвал я его. – Ты слесарь?

      – Во дает! Во дает! – вскрикнул парень, не отрывая глаз от экрана, хлопнул ладонями и поменял местами ноги. – Она ж от него беременная, а думает, что он ей брат!

      Я не торопясь подошел к телевизору и сел на него. Парень, с одеждой, лицом и руками, как у шахтера, обиженно взглянул на меня и опустил ноги на пол.

      – Чего тебе? – недовольно спросил он, кидая под ноги окурок размером с таблетку.

      – Работа есть.

      – Погоди с работой! Дай кино досмотреть!

      – Времени нет, – спокойно объяснил я.

      – Конечно! – взмахнул руками парень. – У всех нет времени, у меня только его навалом.

      Он нехотя поднялся, со стоном потянулся, пошел к смотровой яме, глянул на днище подвешенной иномарки, тронул пальцем какой-то патрубок и буркнул:

      – Течет, зараза!

      Он всегда будет бедным и грязным, подумал я. Но от таких, как он, почему-то зависят тысячи людей.

      – Ну? – наконец снизошел до меня слесарь. – Какие проблемы?

      – Надо отрихтовать и покрасить раму радиатора.

      – Тачка какая?

      – «Шестерка».

      – Новая?

      – Старая.

      Парень поморщился, словно он занимался ремонтом исключительно «шестисотых» «мерсов». Вздохнул, вытащил из кармана пачку дешевых сигарет, выудил оттуда последнюю, поломанную посредине, послюнявил, склеивая, и сунул ее в рот.

      – Ну, идем посмотрим на твою беду, – невнятно произнес он, прикуривая.

      Мы вышли на воздух.

      – Во! – проворчал слесарь. – Уже учебные тачки гробим… А ты что, инструктор?

      – Инструктор, – подтвердил я.

      – Что ж ты так плохо за учеником смотрел, инструктор?

      Он подошел к машине и, напевая какую-то мелодию, присел у капота и, щурясь от того, что дым сигареты проедал ему глаза, стал осматривать раму.

      – Вмяли вы ее прилично, – бубнил он себе под нос. – И рама, и фара, и чуток крыло задели. Работы тут много… А на что напоролись-то?

      – С деревом не разошлись, – с ходу придумал я, задним умом понимая, что легенду надо было подготовить заранее.

      – Ну-ну, – закивал слесарь. – Эту лапшу ты будешь кому-нибудь другому вешать. Тут не дерево было, а что-то помягче.

      Я почувствовал, как у меня похолодела спина, словно за ворот вылили стакан ледяной воды.

      – Дерево, – изо всех сил стараясь казаться спокойным, заверил я. – Только оно было мягкой породы. Трухлявая сосна.

      – Ну, это понятно, что сосна, –