Полевой госпиталь. Записки военного хирурга. Николай Амосов

и положил на стол. Я тоже за пульс – нет! Дыхание – редкие отдельные вздохи.

      – Кофеин! Искусственное дыхание! Дай, я сам!

      Начал делать искусственное дыхание – руки за голову, на живот, снова за голову, на живот.

      – Обнажайте вену в паховой области. Скорее, Лида, без асептики. Скорее, он же умирает!!

      На секунду приник ухом к груди. Не слышу, ничего не слышу: умер! А может, просто такие слабые сокращения, что от волнения не слышу. Может?

      В этот момент вошел Бочаров. Сходу включился, быстро обнажил артерию на бедре, начали нагнетать кровь, одну ампулу, другую. Потом Бочаров послушал трубкой сердце и выпрямился.

      – Прекратите. Он мертв.

      Все замерли. Стало совершенно тихо. Бочаров пошел к двери, бросил на ходу:

      – Потом расскажете, не сейчас.

      Вот и все. Лежит мертвый человек на столе, руки вяло свесились. Уже не нужно операции, не нужно анестезии.

      Убил человека.

      Но я же хотел спасти. «Мало ли что, хотел. Под другим наркозом – был бы жив». Да, если бы не умер от газовой. «От такой ограниченной – не умер бы, ты знаешь». Знаю. «И вообще – каков твой актив? Раны заживают сами собой. Природа. А ты только суетишься около. Многих ли ты реально спас?».

      – Я, наверное, выйду, пройдусь. Вы продолжайте перевязки.

      «Нужно с этим кончать. Нельзя убивать людей. Защитников… нет, вообще людей».

      Около стола – большая коробка с ампулами морфия. Она открыта, потому что часто используем. И шприцы в антисептическом растворе тут же. Заслонился спиной от всех, взял горсть ампул, сунул в карман, взял шприц. Боюсь, что кто-нибудь заметил. Хотя они все отводят от меня глаза, им неловко на меня смотреть, как на преступника.

      Вышел в коридор, переобулся в валенки. Лида вышла за мной.

      – Только не утешать!

      – Ты что-то взял. Покажи!

      – Ничего не брал. Отстань от меня.

      Перепрятать ампулы. Суну их в валенок, там портянки, не провалятся. И шприц. Надеть шинель.

      Вот она, оказывается, какая улица днем! Я, кажется, ее не видел очень давно. На работу – темно, с работы – ночь, обедать – спустился в подвал, там окна заделаны фанерой выше роста.

      Хватит умиляться!

      Да, хватит! Зашел в ближайший двор. Пусто. Снял валенок.

      Все-таки часть ампул провалилась за портянки и разбилась. Вытряхнуть стекла. Осталось: раз, два, три… всего восемь… Мало! Вернуться? Взять еще? Боюсь, что уже и так Лида сейчас у начальника. Задержат. Введу эти: «Мало, не умрешь. Струсил! «Жалобно оправдываюсь: нет, не струсил, но, видишь, невозможно больше достать. А откладывать – не смогу. «Вводи!» По крайней мере, хоть усну… Высплюсь.

      Отламываю кончики у ампул одну за другой, набираю через иголку в шприц. Семь с половиной кубиков. Нет, не умру. «Обрадовался, жалкий трус!».

      Укол. Ввел под кожу, желвак растер. Теперь скорее бежать домой, пока морфий не успел подействовать. Свалюсь дорогой… А так, дома – спит, мол, устал.

      Вот наш дом. Хозяйка открыла, удивилась:

      – Что-нибудь случилось, Николай Михайлович?

      – Нет,