Упавшие в Зону. В поисках выхода. Андрей Буторин

утварь. Еще в комнате находились стол и что-то вроде широкого топчана, а также три табуретки.

      – Что смотришь? – перехватил взгляд Плюха Стенька. – Небогато?

      – Да нет, нормально, – пожал плечами разведчик. – Для одного больше и не надо.

      – Для одного, может, и не надо. Только я не один. У меня еще жена есть, Зинка. Ну, как жена… здесь мы с ней уже встретились, в Зоне, а загсов и церквей тут не водится, так что… – развел руками мужчина, а потом вдруг насупился. – А чего тебе моя жена, голубочек?.. Ты смотри, перышки-то быстро повыщипываю.

      – Мне? – заморгал Плюх. – Ты же сам про жену начал! Мне-то она зачем? Да и откуда я мог про нее знать, если ее здесь нет!

      – Ладно, это я так, чтобы свое место помнил и чего не удумал. Про перышки-то я пошутил. Какие перышки! Если вдруг что – прибью сразу. А нет сейчас Зинки, потому что пошла по селу меняться.

      – Как это «меняться»? – сглотнул косморазведчик, в представлении которого нарисовалась картина: ковыляет между сельскими домиками старая, страшная, горбатая женщина и постепенно преображается; один дом прошла – спина выпрямилась, второй миновала – волосы из седых стали черными, мимо третьего прошествовала – морщины разгладились…

      – А как меняются? – буркнул Стенька. – В прошлый раз твои башмаки на полмешка картохи сменяли – на мои лапы они все равно не налезли. А теперь, вот, Зинка пару картошин взяла – вдруг кто вместо них морковь или лук даст, кто-то, может, соли горсть сыпанет… Теперь все так делают. Только чтобы было, чем меняться, надо хотя бы что-то добыть. А тут пути два: или на охоте зверя подстрелить, или напасть на кого и отобрать.

      Скрипнула дверь, и за порог ступила женщина. Одежда на ней была бесформенной, почти как мешок на Плюхе, только черного цвета, голова повязана черным же платком. Возраст Стенькиной жены косморазведчик даже примерно не смог определить – то ли двадцать, то ли под сорок, не разобрать из-за платка и мешковины. И только когда Зинка заговорила, стало понятно, что той едва ли больше тридцати – голос был по-девичьи звонок, хоть и звучал робко, заискивающе.

      – Зачем ты его вывел? – спросила она у мужа. – Он же едва на ногах держится. На охоту, что ль, погонишь?

      – А твое какое дело? – огрызнулся Стенька. – Хоть бы и на охоту! Что он, просто так нас объедать станет?

      – Так он же помрет, пока до охоты дело дойдет. От этого, по-твоему, толку прибавится?

      – Пожалела? – прищурился «рабовладелец». – Может, тебя вместе с ним в погреб посадить? Будете друг дружку жалеть-голубить… Ты мне смотри, Зинка, я ведь, если что…

      – Знаю, Стенька, знаю – пристукнешь сразу же. Только неужто ты думаешь, что я такого, как ты, на какого-то лысого калеку променяю?

      Женщина попыталась обнять мужа, но тот грубо ее отпихнул и кивнул Плюху:

      – Идем, голубь, крылышки тебе разомнем.

      Оказавшись на улице, разведчик окинул взглядом селение. Все дома в нем были слеплены из камней – какие поаккуратнее, какие тяп-ляп, – так что вывод напрашивался