Банда отпетых дизайнеров. Елена Логунова

я потолочному перекрытию.

      – А что с ней?

      – Так, свихнулась!

      – И было отчего! – посуровев, напомнила я.

      – Зайдем, пожалуй! – постановил Зяма.

      Трошкина открыла нам сетчатую ширму, мы вошли в квартиру и сразу же перестали изъясняться стихами. Очевидно, Алкина сеточка была не такой уж бестолковой и не пропускала поэтические бациллы, заполонившие подъезд.

      Взглянув на Зяму, проницательная Трошкина встревожилась:

      – Случилось еще что-нибудь? Я имею в виду, еще что-нибудь плохое?

      – Да как тебе сказать…

      Зяма замялся, не рискуя с ходу признаваться милой девушке в своих прегрешениях.

      – Если очень постараться, то в случившемся можно найти и положительные моменты, – дипломатично сказала я.

      – Какие, например? – братец сильно удивился.

      – Например, если ты сядешь в тюрьму, то папуля с мамулей будут меньше платить за квартиру, а я займу твою комнату, она больше и лучше, чем моя.

      – Еще что-нибудь? – Зяма был кроток.

      – Ну… Еще нашей семье не придется тратиться на твой скуттер.

      – Минуточку! – встряла в разговор Алка. – А почему это Зяма должен сесть в тюрьму?

      – И не должен, и не хочу, а как обернется – один бог знает! – вздохнул братец и понурился.

      – Посмотри на этого человека, Аллочка! – призвала я. – Ты видишь перед собой экземпляр Хомо Кобелиус, или Мужика Кобелирующего, страдания которого имеют тот же источник, что и его радости.

      – Надеюсь, это не заразно? – опасливо спросила Трошкина и попятилась.

      – Нет, нет, – успокоила я подружку. – Нам с тобой это грозит разве что сильной мигренью. Придется крепко поломать головы, как выручить нашего обормота из ямы, в которую он сам себя загнал. Дело в том, что Зяма имел неосторожность своими ушами слышать шумы, которые беснующийся Бронич производил под дверью убитой гражданки Цидулькиной.

      – Цибулькиной, – поправил меня Зяма.

      Алка взглянула на него и помрачнела. Она все поняла.

      – Ты был внутри? С этой убитой гражданкой?

      – Только тогда она была еще живой! – Судя по мимолетной улыбке, Зяму посетило приятное воспоминание. – Даже очень живой…

      Трошкина в приступе ревности скрипнула зубами, но тут же взяла себя в руки и разжала стиснутые кулачки. Должно быть, вспомнила, что ее счастливую соперницу уже убил кто-то другой.

      – Кто же ее убил, интересно? – задумалась я.

      – Так. Надо прояснить условия нашей задачи, – постановила бывшая отличница-медалистка. – Сейчас мы сядем, возьмем бумагу и ручку и запишем все известные нам факты.

      – Спокойно, сядем все! – жестоко пошутила я.

      Трошкина посмотрела на меня с укором, а Зяма больно щелкнул по макушке и сделал зверское лицо. Я усовестилась, окоротила язык и благонравно присела на диванчик в Алкиной светлице. Братец опустился рядом со мной, а Трошкина, нацепив очки, устроилась за столом с блокнотом и ручкой. Затем последовал обстоятельный допрос, в ходе которого выяснилось следующее.